Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То, что после всего этого он опять не пришел к ней в спальню, стало для Минервы еще большей загадкой.
В комнату постучалась горничная с подносом.
— Его светлость уже проснулся? — спросила Мин, когда та поставила поднос на стол.
— Маркиз вышел более часа назад.
Мин посмотрела на часы, стоявшие на каминной полке, удивилась позднему часу и немного обиделась на Блейка. Она надеялась, что сегодняшний день они проведут вместе. Записка на подносе несколько уняла ее досаду. Пока она не начала читать ее.
Его почерк был ей совершенно незнаком, если не считать его четкой однословной росписи в книге постояльцев и на брачном свидетельстве.
Почерк у Блейка оказался совершенно отвратительным.
Она изумленно уставилась на листок, не в силах поверить, что прекрасно образованный взрослый человек способен изобразить такие каракули. Конечно, можно было предположить, что Блейк писал записку в страшной спешке, но даже это обстоятельство не оправдывало подобной небрежности. Его почерк был настолько неразборчивым, что создавалось впечатление письма шестилетнего ребенка, имеющего некомпетентную гувернантку.
«Дорогая Минни» — так начиналась его записка, но выглядело это как «Дрогая Мнии». Если уж он решил продолжать допекать ее этим ужасным прозвищем, то мог бы по крайней мере научиться правильно его писать. «Я поехал на втсречу с человеком по поводу лшоади». Следующая часть была еще хуже, и ей потребовалось некоторое время, чтобы расшифровать послание: Блейк намеревался вернуться в полдень и повезти ее кататься. Наиболее внятной частью этого краткого, но совершенно невразумительного послания была подпись.
Именно тогда, когда их времяпрепровождение начало напоминать настоящий медовый месяц и они начали получать удовольствие от общения, он оставил ее, чтобы взглянуть на лошадей. Точнее, на «лшоадей». Учитывая его везение, продавец окажется старым другом Наполеона Бонапарта, и Блейк вновь вырвется вперед в их состязании. Не то чтобы ее печалила необходимость платить по счетам, но было бы гораздо забавнее, если бы должником оказался сам Блейк. Кроме того, несправедливо, нелепо и унизительно то, что она, годы изучавшая политику и дипломатию, оказалась побежденной человеком, главный интерес которого сосредоточен на лошадях. Человеком, который даже писал с ошибками!
Вздохнув, Минерва вернулась к вопросу, который занимал ее со вчерашнего дня. Как ей узнать, о чем сегодня в полдень будут говорить принцесса Вальштейнская и герцог Муши-Ферран? Эти двое тайно встречаются во дворце герцога на Сен-Луи. Как представлялось Минерве, принцесса нанесет официальный дневной визит хозяйке дома и под этим предлогом обсудит с герцогом свои тайные дела.
Немного подумав, Минерва отвергла идею проникнуть в дом Муши, переодевшись служанкой, хотя чертовски интересно было бы поговорить на эдаком французском «кокни», да еще с австрийским акцентом. Если назваться горничной принцессы, то ее, конечно, впустят в дом, но скорее всего сразу же проводят к так называемой хозяйке, и обман раскроется. В конце концов Минерва решила нанести визит герцогине Муши-Ферран под собственным именем. Ведь герцогини должны общаться, а она фактически уже является одной из них. Когда двери особняка Муши раскроются перед ней, придется положиться на свою способность к импровизации.
К счастью, изысканное прогулочное платье из ярко-синего шелка уже было доставлено от парижской модистки. Надетое с горностаевым палантином, голубыми лайковыми перчатками и туфельками и chapeau de velours[10], оно выглядело таким элегантным, что произвело впечатление даже на Минерву — в таком наряде она выглядела до кончиков ногтей знатной дамой. Диана могла бы гордиться ею, подумала Минерва, бросая перед выходом последний взгляд на зеркало в холле.
Выйдя из наемного экипажа во дворе особняка герцога Муши-Феррана, Минерва велела своему лакею, одному из тех, кто обслуживал их апартаменты, объявить о прибытии маркизы Блейкни. Она вошла в вестибюль с гордо поднятой головой и видом настолько величественным, что напыщенному лакею в парике оставалось лишь с поклоном проводить ее в гостиную — огромную комнату, обставленную весьма вычурной и сплошь позолоченной мебелью. Громоздкая хрустальная люстра, свисавшая с расписанного фресками потолка, доминировала в помещении, зрительно уменьшая в размерах фигуры двух присутствовавших в комнате дам.
Старшая из них, ничем не примечательная дородная женщина с нарумяненным лицом, едва не вываливавшаяся из своего чересчур богато украшенного платья, оказалась матерью герцога, вдовой бонапартистского генерала. Минерва была достаточно проницательна, чтобы заподозрить: происхождением эта дама похвастаться не могла.
Ее невестка, напротив, казалась очень бледной и худощавой. Она явно происходила из аристократической семьи, и нынешний герцог женился на ней вскоре после получения титула, стремясь подтвердить свои роялистские настроения.
Обе герцогини приняли Минерву любезно, хотя и были несказанно удивлены этим неожиданным визитом. Вряд ли дамы поверили, будто этот визит ей посоветовала нанести герцогиня Хэмптон, вряд ли помогла Минерве и сложная система связей через выдуманных друзей и несуществующих родственников. Но как бы то ни было, известное имя гостьи и ее превосходный французский произвели на хозяйку необходимое впечатление, и та не стала углубляться в детали.
Решаясь на эту авантюру, Минерва рассчитывала хоть что-то узнать у старой герцогини о политических пристрастиях герцога. Кроме того, теоретически существовала возможность из первых рук получить сведения об окружении Наполеона II. Вот только спрашивать французов об их бонапартистском прошлом определенно было не comme al fauf[11]. Поэтому прежде чем начать розыски герцога, Минерве пришлось добрую четверть часа потратить на светскую болтовню. Она помнила, что его светлость в разговоре с принцессой говорил о трех часах, но до назначенного времени оставалось лишь несколько минут, а герцога в доме, по-видимому, не было. Может, высокопоставленную австрийскую гостью проведут прямо к нему в кабинет?
— Я имела удовольствие быть официально представленной monsieur в австрийском посольстве, — наконец сказала она. — Его светлость присоединится к нам?
Вопрос, казавшийся ей абсолютно невинным, был воспринят совершенно неожиданным образом. Молодая герцогиня ошеломленно округлила глаза, а ее свекровь, ответив коротким «нет», бросила на Минерву такой взгляд, словно уличила ее в чем-то выходившим за рамки всех приличий.
Такая реакция, безусловно, грозила разрастись в настоящий скандал, но Минерве повезло. В этот напряженный момент двери гостиной распахнулись и в комнату ворвалась шумная компания: несколько дам, двое джентльменов и целый выводок детей. По всей видимости, гостей ожидали. Тут же зазвучали радостные приветствия родственников, что немного напомнило Минерве встречи ее собственного шумного семейства. Воспользовавшись суматохой, она извинилась и быстро вышла, якобы повинуясь непреодолимому «зову природы».