Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Белоклювый Дятел ухмыляется в ответ: он думает, что это комплимент.
— Дрожжи, — говорит Колибри. — Дикая закваска, если у вас еще есть мука. Так можно делать кислое тесто.
— Наверно, — отвечает Ребекка.
— Я тоже хочу пойти, — говорит Американская Лисица Зебу. — Мне надо в аптеку.
Воцаряется молчание. Все смотрят на нее.
— Просто скажи нам, что тебе нужно, — говорит Черный Носорог. Он свирепо хмурится, глядя на ее голые ноги. — Мы принесем.
— Девичьи секреты, — говорит она. — Вы не будете знать, где искать.
Она бросает взгляд на Рен и Голубянку, которые у пруда отмывают Аманду губкой.
— Я для всех наберу, не только для себя.
Снова пауза. Средства женской гигиены, думает Тоби. В этом есть резон: запас в кладовой убывает. Никому не хочется обходиться обрывками простыней. Или мхом. Хотя рано или поздно и до этого дойдет.
— Плохой план, — говорит Зеб. — Те двое все еще где-то там. У них есть пистолет-распылитель. Это троекратные больболисты, от их эмпатических контуров уже ничего не осталось. Ты не хочешь попасть к ним в лапы. Они не заморачиваются условностями. Ты видишь, в каком состоянии Аманда. Ей еще повезло, что она не осталась без почек.
— Я совершенно согласен. Вам действительно не стоит покидать границы нашего уютного маленького анклава. Я пойду, — галантно предлагает Белоклювый Дятел. — Если вы доверите мне свой список покупок, и…
— Но ведь вы будете со мной, — говорит Американская Лисица Зебу. — И защитите меня. Мне будет так спокойно и безопасно!
Она хлопает ресницами.
Зеб спрашивает Ребекку:
— Кофе есть? Или как там называется эта дрянь?
— Все будет в порядке! Я переоденусь, — Американская Лисица меняет тон на деловой. — Я пойду быстро и не буду вам мешать. Я, знаете ли, умею обращаться с пистолетом-распылителем!
Последние слова она произносит врастяжку, держа очи долу. Потом снова напускает на себя бойкость:
— Слушайте, а мы можем взять с собой провизию! И устроим пикник!
— Тогда собирайся быстро, — говорит Зеб. — Мы уйдем сразу, как поедим.
Черный Носорог дергается, вроде бы собирается что-то сказать, но передумывает. Катуро взглядывает вверх:
— Дождя, похоже, не будет.
Ребекка смотрит на Тоби, приподнимает брови. Тоби изо всех сил старается держать лицо неподвижным. Американская Лисица искоса следит за ней.
Лисица, она и есть Лисица, думает Тоби. «Обращаться с пистолетом-распылителем», вы подумайте.
— О Тоби, иди посмотри, иди скорей! — Это мальчик Черная Борода, он дергает ее за простыню.
— Что такое? — Тоби старается, чтобы в голосе не слышалось раздражение. Она хочет остаться тут, попрощаться с Зебом — пусть он и недалеко уходит, и ненадолго. Всего на несколько часов. Она хочет оставить на нем какую-нибудь метку. Может, в этом дело? На виду у Американской Лисицы. Поцеловать, сжать руку. «Он мой. Держись подальше».
Впрочем, это не поможет. Она только дурой себя выставит.
— О Тоби, Джимми-Снежнычеловек просыпается! Он прямо сейчас просыпается! — говорит Черная Борода. Он одновременно тревожится и перевозбужден, как в прежние времена дети перед парадом или салютом, перед чем-то кратковременным и восхитительным. Тоби не хочет его разочаровывать и позволяет себя утащить. Она оглядывается один-единственный раз: Зеб, Черный Носорог и Катуро сидят за столом, уминая завтрак. Американская Лисица несется прочь — менять дурацкую шляпу и шортики фасона «посмотри на мои ножки» на камуфляж, который, без сомнения, выгодно подчеркнет ее формы.
«Тоби, возьми себя в руки. Что это за подростковая ревность. Ты не в школе», — говорит она себе. Впрочем, в каком-то смысле они все — в школе.
У гамака Джимми собралась толпа. Пришли многие Дети Коростеля, взрослые и маленькие. У всех радостный вид, даже восторженный — в той мере, в какой они на это способны. Кое-кто из них уже начинает петь.
— Он с нами! Джимми-Снежнычеловек опять с нами!
— Он вернулся!
— Он принесет слова Коростеля!
Тоби проталкивается к гамаку. Две Дочери Коростеля помогают Джимми сесть. Глаза у него открыты. Он, кажется, еще плохо соображает.
— Приветствуй его, о Тоби, — говорит высокий мужчина, которого зовут Авраам Линкольн. Все Дети Коростеля не сводят с них глаз и слушают каждое слово. — Он был с Коростелем. Он принесет нам слова. Он принесет нам истории.
— Джимми, — говорит она. — Снежнычеловек.
Она кладет руку ему на плечо:
— Это я. Тоби. Я была у костра, на побережье. Помнишь? Где были еще Аманда и двое мужчин.
Джимми смотрит на нее неожиданно ясными глазами. Белки у него белые, зрачки чуть расширены. Он моргает. Смотрит на нее, не узнавая.
— Черт, — говорит он.
— Что это за слово, о Тоби? — спрашивает Авраам Линкольн. — Это слово Коростеля?
— Он устал, — отвечает Тоби. — Нет, это не слово Коростеля.
— Черт, — повторяет Джимми. — Где Орикс? Она была тут. Она была в костре.
— Ты болел, — говорит Тоби.
— Я кого-нибудь убил? Кого-то из этих… Кажется, мне приснился кошмар.
— Нет, — говорит Тоби. — Ты никого не убил.
— Кажется, я убил Коростеля. Он держал Орикс, и у него был нож, и он перерезал… О Боже. Кровь, все розовые бабочки были в крови. А потом я, потом я его застрелил.
Тоби встревожена. О чем это он? И, что гораздо важнее — как этот рассказ воспримут Дети Коростеля? Тоби надеется, что никак. Для них он прозвучит бессмыслицей, невнятным шумом, потому что Коростель живет на небе и умереть не может.
— Это был плохой сон, — осторожно говорит она.
— Нет. Не сон. Это точно был не сон. О бля… — Джимми откидывается в гамаке и закрывает глаза. — О бля…
— Кто такой этот Бля? — спрашивает Авраам Линкольн. — Почему он разговаривает с этим Бля? Здесь нет никого с таким именем.
Тоби не сразу понимает. Из-за того, что Джимми сказал «о бля», а не просто «бля», они решили, что он обращается к кому-то. Как «о Тоби». Как объяснить им, что такое «о бля»? Они никогда не поймут, почему название женщины, совокупляющейся с несколькими мужчинами, считается чем-то плохим: оскорблением, выражением отвращения, криком отчаяния. Насколько понимает Тоби, для них соответствующий акт несет лишь радость.
— Его нельзя увидеть, — говорит Тоби, не зная, что делать. — Его может видеть только Джимми, только Джимми-Снежнычеловек. Он…
— Этот Бля — друг Коростеля? — спрашивает Авраам Линкольн.