В один из фильмов, «Дети зверя», явно вложили кучу денег, потому что там было несколько минут, снятых с вертолета, – шахта и особняк сестры Катерины. Пустыня Сонора с этой высоты походила на необитаемую планету, где участники секты сначала резвились, а потом принялись бегать друг за другом с пушками, когда все пошло прахом.

В «Детях зверя» было очень много сплетен (и в остальных фильмах тоже), услышанных от людей, не связанных с сектой. Три престарелые телевизионные знаменитости из Голливуда семидесятых нудели об обаянии Катерины, о ее чудесной способности говорить ровно то, что они думали и чувствовали, как она блистала на крутых вечеринках в платьях от Шанель и Ива Сен-Лорана, что она знала о них то, чего они никому не рассказывали… бла-бла-бла…. В чем не могли признаться даже себе… бла-бла.

Во всех четырех фильмах неуклюже пытались доказать ее связь с сайентологами и демонстрировали копию постановления об аресте за содержание борделя в Лондоне в начале шестидесятых. На бледной обложке каждого диска обязательно красовался либо портрет Катерины в стиле поп-арт – разжиревшая Элизабет Тейлор с длинными волосами Моны Лизы и ее загадочной улыбкой, – либо тот, где она напоминала лживую мессию с двойным подбородком и красными глазами.

Съемочные группы этих фильмов не бывали ни на французской ферме, ни в особняке в Холланд-парке. Наверное, из-за проблем с бюджетом. Никто не упоминал о паранормальных аспектах Последнего Собора или Храма Судных дней, с которыми Кайл столкнулся в первый же день. Вместо этого во всех шла речь об убийствах, крови, голых и немых детях, об обезглавленной сестре Катерине. А спустя три года Джим Джонс обскакал Катерину во время печально известной Белой Ночи в Гайане, когда он отравил девятьсот своих последователей фруктовым лимонадом со стрихнином.

Когда Кайл дочитал сценарий, в квартире разило застоявшимся сигаретным дымом, а кошка устроилась спать на его подушке. По телевизору показывали ерунду. Кайл проверил почту. Ни слова от Дэна. Разобрал одежду и стал укладывать рюкзак для поездки в Америку. Завтра надо переписать сценарий и составить график на следующий съемочный день, а во время десятичасового перелета все перепроверить. Приехать пораньше, выбрать нужные точки съемки, продумать композицию. Последние четыре интервью придется снимать на рекордных скоростях.

Лежа на диване, Кайл проглядел вклейку в «Судных днях» Левина – надолго он расстаться с книгой не мог. Посмотрел на круглое, но не лишенное привлекательности лицо сестры Катерины. Потом на мрачного брата Белиала, напоминающего Распутина. На худого бородатого мужчину, который застрелил своих четверых товарищей по Храму, когда те пытались бежать перед ночью Вознесения, а потом убил сестру Катерину и перерезал горло четырем из Семерых, прежде чем полиция обнаружила его в шахте в окружении пяти оборванных детей спустя сорок минут после того, как владелец соседнего ранчо поднял тревогу из-за пожара, НЛО, лающих собак и стрельбы.

«Собаки. Опять собаки».

Кайл перебрался на кровать. Попытался сдвинуть кошку, но та сверкнула глазами и показала когти.

– Блин.

Так он и заснул, приютившись рядом с ней.

И наполовину проснулся в полной темноте, вернувшись из какого-то места, от которого остались лишь смутные воспоминания, последние обрывки сновидения. Там стоял туман от сажи и дыма. Камни намокли под дождем. Люди с искаженными и размытыми лицами с тоской смотрели на бесцветные небеса. Худые и ободранные, они походили скорее на скелеты. В грязи под их ногами, зависшими над землей, валялись солома и мусор. В изрезанной колеями глине скапливались лужи воды с цветными завитками бензина и застойной пеной.

Шорох перьев на мумифицированных крыльях.

Отдаленный лязг металла.

Бледные зимние цвета и тяжелый воздух.

И он сам, здесь… над кроватью в темноте. Сквозь занавески пробивался тоненький лучик серебряного цвета. Кайл был нематериален, парил над матрасом. Суставы на ногах раздулись. Широкий таз, впалый живот, провалы между ребрами: он ощущал каждый дюйм своего истощенного тела. Молил о воде пересохшими губами. Лицо его, сухое, как пергамент, и лишенное губ, походило на смертную маску. Спутанные бесцветные волосы еле прикрывали череп, на котором виднелись ранки и почерневшие сосуды.

Слишком длинные ноги висели в холодном воздухе, и длинные когтистые пальцы худых рук, такие слабые, они не могли сдвинуть его с места, оттуда, где Кайла будто распяли в воздухе. Он покинул свое тело и оказался внутри этого.

Извиваясь, он пытался проснуться с той секунды, когда понял, что заперт в чем-то незнакомом и хрупком, в теле, которое поднималось к невидимому потолку. И лишь сознание самого себя дергалось, искало путь обратно в плоть, что когда-то облекала его родные кости.

Рядом, за ним, в темноте, что-то царапалось и топало, а потом раздался громкий стук. Шум шел из соседней комнаты.

А потом Кайл упал. И проснулся, почувствовав, что летит. Чуть не умер от ужаса, дернулся в спутанных простынях и замер, сжавшись в комок и тяжело дыша.

Медленно ощупал лицо трясущимися пальцами. Знакомые губы, вздернутый нос, немытые волосы. Его затопило облегчение, и он вытянулся на собственной спине, почувствовал собственные руки и ноги. Сжал кулаки.

Сел.

Сначала за стеной кто-то топал, но теперь слышался только скрежет когтей. Кошка царапала коврик у входной двери.

Кайл включил лампу на тумбочке. Поморщился от ударившего в глаза света. Слез с кровати и пересек комнату, служившую одновременно спальней и гостиной. Включил свет в коридоре и пошел вниз.

Кошка соизволила на мгновение повернуть голову – она принюхивалась к чему-то между ковриком и дверью. Сверкнула на него почерневшими глазами и вздыбила шерсть. «Выпусти меня, выпусти!»

На онемевших ногах, двигаясь так, как будто у него защемило нерв в паху, Кайл прополз через коридор мимо кухни и ванной. За приоткрытыми дверями все казалось крошечным, бытовая техника напоминала кукольную.

Где-то в темноте кухни стоял кошачий лоток.

Запасной. Может быть, кошка слишком долго держалась, больше не могла ждать, и теперь ей было и неприятно, и неловко, как всем кошкам в такой ситуации? Лучше ее выпустить.

Окончательно проснувшись, Кайл поежился от холода. Если он выпустит кошку, придется спускаться вниз, к общему садику.

– Я думал, мы через все это уже проходили. До утра не подождешь?

Он щелкнул замком и едва приоткрыл дверь буквально на сантиметр, как кошка тут же проскользнула в крошечную щель, метнувшись на темную лестницу. Кайл, в одних трусах, дрожа от воспоминаний о жутких дисморфических видениях, включил свет и потопал вниз по устланной пыльным ковром лестнице, обдумывая свой кошмар. Он никогда не испытывал ничего столь же реального, столь яркого. Причем дважды. Выход из тела и полет над кроватью, как будто он терял себя или его выдергивали и тащили в какое-то страшное место. Почему? И тут он вспомнил фигуры на стенах во Франции и в Лондоне.