Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Как только заботливая альфа видит нужду (ребенка. – К.Ш.), она инстинктивно стремится помочь, защитить, накормить, обогреть. Как только булли видит нужду, она инстинктивно чувствует порыв доказать свое превосходство, воспользовавшись слабостью другого».
Новый друг З:
У меня тоже все болит. И дергается. И еще я плачу.
Страх ли? Я думаю: вот останусь одна и не смогу себя прокормить. Как я буду без дома и еды? Одна.
Что такое ад, знают очень и очень многие.
Ф:
Как действительно важно для ребенка знать, что его защитят – и от дворовых придурков, и от хамов в метро, и от других идиотов. Сначала защитят, потом уже будут разбираться, что там произошло. Но в любом случае – дом ребенка должен быть душевной крепостью, где все – на его стороне.
Я:
Да, болезненный страх возникает тогда, когда ребенок не видит защиты в родителях, и уж тем более тогда, когда родители сами являются источником страха. Конечно, бывают личности, которые и это преодолевают, правда, неизвестно, какой ценой… Но тот, кто не смог преодолеть, непременно заболевает и мучается потом долго, иногда всю жизнь. Если только эта жизнь не получается весьма короткой…
И еще один интересный разговор получился у меня в блоге. По поводу бесконечного терпения и, как выяснилось, не только моего. Бесконечное терпение – отнюдь не хорошее качество, это то, что ужасно мешает жить и делает порой существование невыносимым. Но именно терпение старательно прививали таким, как мы – испуганным и закомплексованным. Страх, ощущение собственного ничтожества и умение бесконечно терпеть – такого «идеального» человека лепили и лепят многие родители из своих детей, делая их несчастными, но весьма «удобными в употреблении».
«Терпи!» – именно так я говорю себе всю жизнь. Меня так воспитали. С самого раннего детства на жалобы, что мне неудобно, что-то колет, режет или побаливает, я слышала совет – когда сочувственный, когда раздраженный – «потерпеть». Жмет обувь и ноги болят – потерпи, колючий неудобный свитер – потерпи, хочется пить – терпи…
Годам к десяти я уже точно знала, что нужно всегда терпеть и не жаловаться. Я перестала жаловаться и научилась терпеть. Терпеть любое неудобство, любую боль и даже не думать о том, что можно и нужно сделать так, чтобы перестало быть неудобно или перестало болеть.
Это превратилось в полный маразм! При любой, даже очень сильной боли я не принимаю лекарство до последнего. Не спрашивайте меня почему! Я не знаю. Знаю, что мозг мне быстро выдает команду терпеть. И я его слушаюсь.
Несколько лет назад мы сели с Женей обедать, и он вдруг увидел, что я сижу на самом краешке стула в жутко неудобной позе. «Сядь удобно, откинься на спинку», – сказал он, а я молниеносно и с удивлением отреагировала: «Зачем?» Потом мы оба долго смеялись – ну форменный же идиотизм! Зачем сидеть удобно, на самом деле? Нужно так сидеть, чтобы спина затекла, а сиденье стула безжалостно врезалось в ляжки. Конечно, можно и посмеяться, но «фишка» в том, что и по сей день я именно так сажусь на стул. И лишь усилием воли у меня получается сесть нормально, как все люди, чтобы было удобно.
Я терплю врезавшийся в кожу крючок от лифчика. «Что ты морщишься?» – спрашивает муж. Я объясняю. «Выброси его. Купи новый, удобный.» – «Ничего, я потерплю». Женя смотрит на меня с сочувствием: «Зачем?» Да уж, тоже мне – страстотерпица. Самой противно.
Мне на самом деле противно. Сама себе напоминаю какую-то православную ханжу, убежденную в благости страданий. Так ведь нет! Я всегда слежу за тем, чтобы моим близким было удобно, чтобы родные люди вовремя принимали таблетки и не терпели боль. Злюсь ужасно, если отмахиваются! А сама… Представляю, как я могу этим раздражать. Но это уже почти условный рефлекс: больно – терпи. Интересно, можно ли в моем почтенном возрасте поломать этот рефлекс?
Новый друг А:
Самые «любимые» привычки можно из себя изжить в течение 40 дней.
Попробуйте каждый день делать себе удобно, и все получится.
Новый друг Д:
Элементарно, Катерина. Развитая «терпелка» вам нужна была, чтобы выжить. Это просто инстинкт самосохранения. Какое-то время он вам помогал, но потом ситуация изменилась, а способы реагирования – нет.
Я:
Думаю, что маниакальное желание терпеть во что бы то ни стало – это была подспудная попытка стать хорошей и достойной. Ведь я была «неправильной» и «неудачной». Так пусть хоть это будет во мне «правильным» – буду уметь терпеть, как партизан на допросе у фашистов, до самого «победного» конца, даже если сдохну. Грустно это все… Тоже мне достоинство…
С:
Это точно, больше-то гордиться нечем, кроме как богатырским терпением! Чем еще так родителям можно было угодить?
Новый друг Р:
На вот эту привычку сидеть на краешке стула обратила внимание моя подруга (за собой заметила).
Ей помогла психотерапевтическая группа. Она почти год занималась, чтобы «крылья расправить» – ведь и сутулость, и стремление занимать меньше места в пространстве (ничего-ничего, не беспокойтесь, я так незначительна, не надо на меня внимание обращать) – все от неуверенности в себе.
Надо только заметить это за собой, контролировать, и бороться. Но самое трудное – заметить это за собой! И признать, что это – проблема.
Я:
Да, я признала. Будем бороться, хотя «терпячка» – привязчивая болячка.
Новый друг Ш:
У меня такой же рефлекс. Велком ту зе клаб.
С:
Точно что рефлекс!
Поведение можно контролировать, менять, а вот неосознанное стремление все равно остается…
Я:
О! То, что сейчас происходит. При полном осознании…
С:
Да если бы одним осознанием можно было поведение изменить, как бы все просто было! Вот, к примеру, алкоголиков давно бы уже всех вылечили!
Я:
Да, мы, скорее, как собачки Павлова – сплошные рефлексы. А где же наше хваленое «сапиенс»?
С:
Сапиенс не сапиенс, а если природа требует – попробуй, воспротивься! Раз можно, два, много раз можно, но это же все будет против воли. Огромный расход ресурса то есть.