Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Железнодорожный вокзал здесь был маленький, всего с двумя платформами, но выглядел он современно и внушительно благодаря высокому застекленному потолку. В отдельном зале ожидания для леди, путешествующих первым классом, скамейки совсем недавно покрасили зеленой краской.
– Это большой город? – спросила я. – Может, здесь даже ходят троллейбусы?
– Давай посмотрим, – откликнулся Рори.
Мы вышли со станции. Трудно выразить охватившее меня тогда чувство свободы. У меня не было при себе никаких вещей, я оказалась вдали от родных и от своего нанимателя; все, что у меня было, – это компания Рори и предчувствие приключений. В тот момент я готова была прошагать одним махом десяток миль.
К счастью, проверять эту свою решимость на практике мне не понадобилось – вокзал оказался в суматошном деловом центре с новомодными троллейбусными остановками. Они были удобно расположены так, чтобы пассажиры поездов на паровой тяге могли легко добраться до любого квартала.
– Не знала, что поместье Стэплфордов находится рядом с таким современным большим городом, – сказала я, когда мы садились в троллейбус.
– Думаешь, Стэплфорды могли построить себе дом в какой-нибудь глуши? Их поместью всего лет пятьдесят.
– Верно. Но когда находишься там, кажется, что вокруг только поля и леса.
– В этом вся соль, – усмехнулся Рори.
Троллейбус мягко тронулся с места и доставил нас в больничный квартал. Вскоре мы уже шагали по дорожке к лечебнице, где лежала миссис Уилсон. Это было длинное серое здание с остроконечными башенками и крошечными окнами. В коридорах все сверкало чистотой; отполированные деревянные двери, ведущие в разные отделения, отражали свет. Здесь пахло карболовым мылом и витали какие-то еще более резкие запахи химикалий. Не успели мы войти в здание, как нам заслонила путь женщина в накрахмаленной униформе.
– Доступ для посетителей будет открыт только через семьдесят пять минут, – заявила она командным тоном.
– Прошу прощения, – сказал Рори, – мы специально приехали из Лондона, чтобы повидать одну пациентку. У нас очень срочное дело.
– Меня не интересует, откуда вы приехали. В нашей больнице строгие правила.
– Извините, мэм, – вступила я в разговор, – но я думаю, на пациентку, о которой идет речь, ваши правила не распространяются. Ее зовут миссис Уилсон.
– Вы из полиции?
– Не совсем так, но мы помогаем с расследованием.
– Гм, – сказала медсестра, – тогда пусть решает полицейский сержант. Следуйте за мной.
Она быстро зашагала лабиринтом коридоров, постукивая каблуками по начищенным полам. Мы с Рори старались не отставать. Наконец медсестра остановилась у двери в палату, рядом с которой сидел на стуле полицейский. Вид у него был такой, будто он смертельно скучал.
– Посетители к миссис Уилсон, – лаконично представила нас медсестра, затем без лишних слов развернулась на каблуках и удалилась, оставив нас с немного растерявшимся сержантом.
– Я Эфимия Сент-Джон, а это Рори Маклеод, мы работаем в Стэплфорд-Холле. Приехали из Лондона повидаться с миссис Уилсон. Это очень важно.
Полицейский сержант покачал головой:
– Она все время молчит. Даже не называет того, кто на нее напал.
– Она потеряла способность говорить? – уточнила я.
– Врачи так не думают. Но она молчит, и все тут.
– Спросите, не согласится ли она принять нас, – попросил Рори. – Скажите ей, мы знаем о Софи.
– Это может все изменить, – добавила я.
– А если она согласится, – продолжил Рори, – вы сможете сходить выпить чашечку кофе, а то у вас такой вид, будто вы здесь неотлучно просидели всю ночь.
– К тому времени, когда вы вернетесь, мы, возможно, уже раскроем дело. Инспектор будет вами доволен.
Сержант озадаченно переводил взгляд с меня на Рори и обратно.
– Ушам своим не верю, – проговорил он наконец. – Ждите здесь. – И исчез за дверью палаты.
– Это было умно, – похвалила я Рори.
Тот скромно улыбнулся.
Полицейский вернулся очень быстро:
– Миссис Уилсон вас примет. Она страшно побледнела, когда я упомянул эту вашу Софи. В общем, вам придется написать полный отчет после разговора с ней, и не докучайте ей слишком долго, а то та суровая медсестричка меня живьем съест.
Мы вошли в палату – одно из тех странных помещений, квадратных в периметре и с очень высоким потолком, какие бывают только в больницах. Стены здесь были выкрашены в тусклый серо-зеленый цвет; простая железная койка стояла в самом центре палаты и казалась совсем маленькой, потерявшейся в этом пространстве. Миссис Уилсон лежала на спине, и ее лицо по цвету сливалось с отбеленным хлопком постельного белья. Она всегда была худой, но сейчас от ее рук остались только кости, туго обтянутые кожей. На предплечьях у нее багровели кровоподтеки, голова была перевязана желтоватыми бинтами. Черные глазки злобно смотрели на нас, а губы превратились в тонкую бледную ниточку.
– Что вам нужно? – спросила она тихим хриплым голосом.
В комнате был всего один простой деревянный стул. Рори пододвинул его для меня к кровати, а сам встал за моей спиной.
– Нам нужно поговорить с вами о том, что произошло.
– Зачем? Какое вам дело до этого?
Я могла бы воззвать к ее чувству справедливости, рассказав о смерти Беатрис, о наших подозрениях, что Ричард Стэплфорд убил отца, и о прочих его злодеяниях, но было ясно, что это не поможет.
– У вас ведь был ребенок, миссис Уилсон?
Она отвернулась.
– Девочка родилась шестимесячной, – продолжала я. – Она была внебрачной дочерью покойного лорда Стэплфорда.
Миссис Уилсон по-прежнему молчала, но я заметила, как дрогнули ее плечи. Мне ничего не оставалось, как сорвать повязку с этой давней душевной раны одним махом.
– Вам сказали, что она умерла сразу после рождения, – ровным тоном проговорила я. – Но это была неправда.
Миссис Уилсон обратила ко мне искаженное гневом лицо:
– Ты лжешь!
Я покачала головой:
– Увы, нет. Я думаю, лорд Стэплфорд сделал это из лучших побуждений. Семейный врач, доктор Симпсон, сомневался, что недоношенная девочка выживет. Но она выжила, хоть и не стала такой, как все.
– Она стала безобразной калекой? – с ужасом спросила миссис Уилсон.
– Нет. Умственно неполноценной. Доброй, очень доверчивой и способной на глубокую привязанность.
– Люди, которые заботились о Софи в детстве, отзываются о ней с большой нежностью, – сказал Рори.
– Кто о ней заботился?
Гнев исчез, и теперь перед нами была растерянная стареющая женщина, желавшая знать о судьбе своего ребенка.