Пока Рая по третьему разу занудно перечисляла Толику, что надо выполнить к ее приходу, а чего нельзя делать ни в коем разе, он терпеливо смотрел в пол. И только однажды поднял на меня глаза, в которых вспыхнула и тут же благоразумно притушилась надежда раба на скорую волю. Я тщательно прятала улыбку. Все-таки чертовски приятно осознавать себя активным членом милосердного общества «Гринпис». Свободу всему живому! Наконец, художница закончила свои наставления, обреченно пробормотала: «Сима, я тебя умоляю, построже с ними!» — и скрылась за дверью. Мы с бригадиром переглянулись, как заговорщики, и одновременно вздохнули.

— Ну-с, Анатолий, у кого сегодня день рождения? — спросила я вкрадчиво.

Бригадир залился стыдливым девичьим румянцем:

— Так это самое… Ни у кого.

Какая жалость! Неужели ребята настолько исправились? Прямо хоть самой выдумывай для них повод улизнуть с «объекта».

Похоже, я поторопилась. Мой прямой вопрос действительно застал Толика и его команду врасплох и порядком напугал. Время приближалось к обеду, а труженики мастерка и малярной кисти и не думали уходить из дома. Более того — Анатолий поставил на кухонную плиту чайник, всем своим видом выражая глубокую озабоченность реставрационным процессом. Мужики зашуршали пакетами, доставая простенькую закусь на скорую руку. Наверное, они терпеливо ждали, что я уйду сама и оставлю их в покое. Да, это было бы идеально. И в другой раз я бы проявила понимание и ушла. Но теперь… Теперь мне надо было во что бы то ни стало попасть в комнату Киры. Что же делать? А может, не стоит ломиться в открытую дверь и громоздить трудности вокруг простой вещи? И я решила действовать напрямую.

— Приятного аппетита, ребята! — Я заглянула в кухню: — Анатолий, можно тебя на минуту.

Бригадир вышел в коридор и выжидательно приподнял брови.

— Знаешь, я вижу, что работа у вас идет полным ходом и без моего надзора.

— А то! Мы же не дети какие-нибудь. — Лицо Толика расцвело от моей незатейливой похвалы.

Ясное дело, не дети. Третьего дня Раиса не досчиталась четырех коробок дорогого импортного кафеля. Мужики клятвенно заверяли, что недостача образовалась за счет боя, поскольку кафель-де излишне хрупкий. А на просьбу представить этот самый бой невинно заметили, что выбросили обломки вместе с мусором. Неожиданный припадок чистоплотности буквально вывел Раечку из себя, но ничего доказать она так и не смогла.

— Честно говоря, я устала вокруг вас без дела околачиваться, — мне удалось придать голосу правдоподобные интонации. — Но уйти не могу, — добавила я торопливо, видя, что Толик готов выступить с инициативой, — Раисе слово дала.

Бригадир с досадой почесал в затылке. «В таком случае, чего же ты хочешь от нас?» — так и проступало на его курносом лице. Пора было переходить к сути вопроса.

— Толя, вы не будете возражать, если я посижу вон в той комнате, почитаю? Книгу интересную дали на день. Я вам не мешаю, вы — мне. Только Раисе не говорите, хорошо?

Анатолий был слегка разочарован. Тоже нашла проблему!

— Читайте хоть до вечера, нам-то что! У нас своя работа, — бросил он небрежно через плечо и пошел к своим подопечным.

Ну вот и все! Теперь с полным правом могу удалиться в комнату Киры и находиться там столько, сколько захочу. Могу даже успеть выспаться под роскошным балдахином. Впрочем, это лишнее.

Позолоченная бонбоньерка, как и в прошлый раз, встретила меня безжизненным порядком. Я остановилась посередине комнаты и задумалась. Допустим, девушка пишет в тетрадь. Заслышала шаги. Куда она спрячет свою тайну? В шкаф? Вряд ли. Мало ли по какой надобности туда может заглянуть посторонний человек. Туалетный столик отпадает по этой же причине. Кстати, я там уже смотрела и ничего не нашла. Одни глянцевые журналы. Надо спрятать быстро. Так, чтобы — раз, и нету дневника.

Я стояла полной дурочкой, выдумывая всякие варианты и боясь заглянуть в то самое место, где в свое время покоились мои девичьи откровения. Но в голову ничего подходящего не приходило, кроме мысли — дневник под матрацем! Уверенность в этом окрепла настолько, что если я сейчас ничего в означенном тайнике не найду, то получу от разочарования сильный стресс. Потому-то и топталась около кровати с замиранием сердца, не решаясь приподнять край тяжелого матраца.

Далеко по коридору весело заржали мужики. Судя по всему, без моих глаз дела у них пошли гораздо живее. Наверное, Герасимович травит непристойные анекдоты, которых знает великое множество. Шум вывел меня из оцепенения. Я решительно подошла к пышной кровати и откинула край постели. «Откинула» — слишком энергично сказано. На самом деле я, кряхтя и заливаясь краской от напряжения, еле приподняла толстенный матрац. Пошарила в образовавшемся пространстве, насколько хватило руки. Пусто. Ничего, Сима, заходи с другого края. Кровать вон какая огромная. Так я ползала вокруг матраца, собирая на себя пыль, и уже почти отчаялась, как вдруг пальцы зацепили под пружинной махиной посторонний предмет. Осторожно, боясь поверить удаче, я потянула находку на себя. Так же, наверное, колотились сердца у Остапа Бендера и Кисы Воробьянинова, когда они потрошили очередной стул. Еще секунда — и я выудила на свет божий тетрадочку в кожаной обложке. Как все просто! Ну, Кирочка, ну, дорогая, прости за мое вторжение в твою личную жизнь! Будь, пожалуйста, со мной откровенна. Обещаю, что без надобности никому не открою твоих тайн. Я заглянула в тетрадь и наугад выхватила строчку. Круглым старательным почерком было написано:

«… и обещал, что на будущий год мы непременно поедем на Рождество во Францию».

Оно! Оно самое! Руки непроизвольно захлопнули книжицу, словно рукописный текст мог ненароком упорхнуть, как редкая бабочка, которая одна стоит всей предыдущей коллекции. Я глубоко вздохнула несколько раз, стараясь унять неописуемое волнение. И вообще теперь лучше из спальни убираться. Мало ли что!

Я выглянула в коридор. Никого. Строители обещали не мешать и не мешают. Бросила прощальный взгляд на таинственную комнату и навсегда закрыла ее дверь. Больше мне тут делать нечего. В голове мутилось от нетерпения. Неужели ты, Серафима, — тайная вуайеристка, любительница подглядывать в замочные скважины за чужой жизнью? Тьфу, какие глупые мысли, при чем здесь это!

Вдруг мне вспомнился мальчик-подросток, старший сын Николая Ерохина. «Папа, пойдем домой!» Ломкий голос срывается на фальцет и дрожит от напряжения и конфуза. В глазах проступают слезы отчаяния. Вот и вся первопричина моего любопытства, вот и весь пресловутый вуайеризм. А излишнее нетерпение возникло от здорового рабочего азарта.

Мне захотелось немедленно уйти из квартиры. Между прочим, нет ничего проще. Мужики будут только рады. Я торопливо уложила находку в сумочку и направилась на поиски бригадира. Толик стоял у раскрытого окна кухни и курил, небрежно сплевывая вниз. Увидев меня, он выпрямился, элегантным движением отправил окурок следом за плевками на газон и любезно спросил:

— Уже прочитали?

Меня окатило жаркой волной с головы до ног: