— А то нет? У юсовцев одна цель — новый мировой порядок с Америкой во главе.

— Гм, — только и сказал я. Типично русская черта — вину за собственный бардак сваливать на других.

Роман щёлкнул выключателем, и голубое свечение стало не видно в желтоватом электрическом свете.

Помедлив, щёлкнул ещё.

Лёгкое содрогание пробежало по стенам лаборатории, и — или это мне только показалось? — свет разгорелся ярче.

Со странным выражением Роман поглядел на меня:

— Заметил что-нибудь?

— Что? — удивился я. Кот с требовательным мяуканьем стал тереться о мою ногу, и я добавил: — Ну и здоровый у вас котяра.

— И это тоже, — непонятно сказал Роман. — А насчёт света ничего не заметил?

— Вроде стал ярче, — вяло ответил я, стала одолевать усталость. — А что?

Роман вздохнул и сказал, будто про себя:

— Освещённость слегка падает, когда генератор включён. А когда выключаешь, соответственно увеличивается. Не очень заметно для глаз, но приборы регистрируют.

Я зевнул:

— Когда-нибудь назовут эффектом Славского. Когда во всём разберёшься и получишь Нобелевскую.

— А что? — хмыкнул Роман. — Это идея. Тут можно и Нобелевку отхватить. Вот с чего ты зеваешь?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Вроде выспался.

— А это всегда так, — ещё шире ухмыльнулся Роман. — Сначала происходит угнетение нервной системы, а потом активизация. То же и с другими биологическими процессами. Думаешь, отчего у нас кот такой здоровый? Всё время живёт в лаборатории, не выпускаем. И здоровеет не по дням, а по часам. Так что тут такие эффекты могут быть…

И в глазах Романа появилась мечтательность, словно представил, как ему вручают Нобелевку.

Я решил кое-что выяснить:

— По этой линии у вас какие-то коммерческие проекты?

— Да, — неохотно отозвался Роман. — Клима наладил сотрудничество с одним азиатским концерном. Мы сначала получили низкотемпературную плазму, с концентрацией ниже, чем создаёт ХААРП. Так вот, действие у неё оказалось прямо противоположным. Она улучшает прочностные характеристики материалов и вдобавок производит некий консервирующий эффект. Это ещё надо изучать, но практические выходы наклёвываются. Сейчас остальные лаборатории ведут плановые исследования, изучают воздействие ХААРПа, и только мы продолжаем эксперименты с низкотемпературной плазмой. Пытаемся построить установку помощнее. Но многое непонятно… — И Роман досадливо потёр лоб.

В этом состоянии творческого кризиса я его оставил и снова наведался в кабинет Климы. На этот раз там оказалась Лара, оглядела меня глазами-пуговками и быстро отпечатала на принтере несколько листков.

— Вот планы занятий, один для аспирантов, а другой для сотрудников. Подкорректируешь и дашь на подпись Клименту Ивановичу. Лекции будешь читать в актовом зале, а занятия с аспирантами вести в комнате возле библиотеки. Если нужной литературы не окажется, можешь выйти в Интернет и распечатать на принтере. Только имей в виду, что все соединения идут через прокси-сервер.

Отбарабанив это, она игриво улыбнулась, так что я даже не обиделся на очередное «ты». Видимо, переняла манеру общения у Климы.

Остаток дня провёл, дорабатывая планы, подбирая литературу и общаясь с миром через прокси-сервер. Хотел отправить письмо Кире, но вспомнил, что у неё нет компьютера, а попытку выйти на мобильник зловредный прокси блокировал.

Мобильной связи не оказалось вообще, так что пришлось звонить из почтового отделения. Я сообщил, как доехал и устроился. Голос Киры звучал печально, да и мне к вечеру стало тоскливо…

Я сижу у окна: сереет корпус лаборатории, зеленью светятся окна. От стекла тянет холодом, я грею руки на батарее. В стылую тишину врывается крик — над розовыми перьями заката кружит стая птиц. Куда они собрались, может быть на далёкий юг? Я вспоминаю, как согревал своим телом холодные руки и ноги Киры, и как потом нам стало тепло. Почему мы не вместе?..

Время потянулось скучно. Только занятия разгоняли тоску: каждую неделю я читал лекции по истории социального и политического устройства России для сотрудников, а два раза в неделю проводил семинары по философии для будущих кандидатов наук. Заходил даже Роман, который кандидатскую защитил.

Как-то я рассказывал об иерархии бытия у греческого философа Плотина. Превыше всего он ставил непознаваемое Единое. Поскольку природа Единого творит все вещи, оно само не есть что либо из них. Единое переполняется самим собою и изливается в Ум, а тот творит Душу. Душа производит все живые существа, вдыхая в них жизнь. Без Души мир «не более как мёртвый труп, земля и вода, или даже нечто худшее — тёмная бездна вещества и небытие, — нечто такое, чего ужасаются даже боги». [5]

Идеи, содержащиеся в Уме, согласно Плотину воплощаются в божественные существа — так, идея любви и красоты воплощается в Афродиту, причём высшая часть в Афродиту Небесную, а низшая в Афродиту Пандемос, земную или всенародную…

Один парень поднял руку:

— Я читал, что ей поклонялись довольно занятно, устраивая сексуальные оргии.

Аудитория явно устала от тонкостей неоплатонизма и желала развлечься. Я пожал плечами:

— Культ Афродиты очень древний. Ещё до расцвета греческой цивилизации её почитали в Финикии как Астарту, а в Вавилоне как Иштар. Наверное, вы имеете в виду вавилонскую Иштар. В её храмах имелись роскошные покои, где жрицы отдавались пришедшим на поклонение мужчинам. Не только жрицы-проститутки, но и каждая женщина в Вавилонии должна была время от времени участвовать в таких обрядах.

— И я бы не прочь, — заржал парень. — Вообще, почему бы опять не ввести культ Астарты, а то наше православие больно скучно. Посты да молитвы.

Я поспешил закончить занятие.

Но вечером, изнывая от тоски по Кире, вспомнил появление Аннабель в московском бомбоубежище. Похоже, наше пресыщенное общество и в самом деле соскучилось по языческим культам.

По мнению древних, боги состоят из особого вида материи, настолько тонкого, что обычно не воспринимаются органами чувств. Так что они материальны и могут рождаться, а также умирать, если их не питать веществами столь же тонкими, как они сами: запахами благовоний, цветов и, в особенности, жизненной энергией живых существ, находящейся в крови. Отсюда человеческие жертвоприношения…

Теперь экстрасенсы нашли другое слово — эгрегоры. Некие энергоинформационные сущности, которые возникают из психических излучений людей. Пишутся даже книги, как управлять эгрегорами, добиваясь таким путём богатства и власти. Полагают, что эгрегоры безличны, но может быть, греческие мудрецы больше знали о таких вещах, а мы утратили это знание, погрузившись в умствования и бесконечные эксперименты наподобие тех, какими занимался Роман.