— Будет трудно идти — дерни, я помогу, — пояснил искусник «сыну», не желая открывать истинного назначения этой связки.

Если Ленс нечаянно оступится, эта веревка спасет ему жизнь, сам Инквар отлично умеет ходить по горным тропам и сможет в случае опасности удержаться на ногах. Во всяком случае, имеет все основания на это надеяться.

Однако Ленс не упал, хотя последний час шел, держась за веревку. И, видимо, так устал, что даже не заметил, как они вышли к кучке неказистых избушек, стоящих под огромными елями, росшими в конце ущелья, выведшего их на довольно пологий, усеянный цветами склон.

Стукнулся всем худеньким тельцем в спину Инквара, испуганно ойкнул и только тогда догадался выглянуть из-за «отца», чтобы на несколько мгновений замереть, ошалело разглядывая открывшийся вид.

В мягком свете румяного заката и склоны предгорий, и долина казались усыпанными розовым снегом, так густо цвели здесь первоцветы всех видов и форм. Над ними вились пчелы, и виднелось более десятка женских фигурок того же розового цвета, склонившихся к цветам словно в поисках чего-то важного. Инквар невольно разулыбался, глядя на них: травницы всегда были заодно с искусниками, и рядом с ними не нужно было волноваться ни за себя, ни за подопечных, так как в их артелях никогда не бывает мужчин. По незыблемой традиции травниц ремесло у них сугубо женское. Лишь искусники сами собирают травы для своих нужд, но травницы на них за это не в обиде. Наоборот, всегда подскажут, где можно найти редкую травку или кустик, и за это ни один искусник не откажется бесплатно усилить им несколько бутылей зелья. Ну или почти бесплатно… При воспоминании о способах, какими они вели между собой расчеты, Инквар окончательно повеселел.

Все-таки уже давненько он покинул Индруг и с того момента старался держаться от женщин подальше, лишь пару раз приласкав ветреных служанок постоялых дворов. Не очень-то они благоволят к бедно одетым старикам, а доказывать им обратное было и глупо и небезопасно.

— Проходите, устраивайтесь, сейчас ужинать будем. — Стоящая на крыльце ближайшего домика немолодая женщина встретила незваных гостей так радушно, словно они только вчера расстались.

Инквар улыбнулся ей в ответ и сделал тайный знак, отлично зная — эта женщина не может его не понять. Недаром на ее светлой блузе вышиты не ромашки, не одуванчики и не колокольчики, а ландыши, которые, как известно каждому посвященному, имеют право носить только старшие травознаи. По сути, они являются главами артелей травниц, которым принадлежат ульи, лавки зелий и домики в горах и лесах.

— Няню с мальчиком поселим в этом доме, — немедленно приняла решение хозяйка, — а мужчин вон в том, дальнем, как поедите, сама вас отведу.

И широко распахнула перед гостями дверь.

Лил подозрительно покосилась на своего «господина», но Инквар уже успел принять самый невинный вид и улыбнулся ей так кротко, как только умел. Нечего рыжей лезть в его дела, он свободный человек и отчитываться перед подопечными в своих действиях не собирается.

Горячая вода и сытный, вкусный ужин очень быстро разморили Ленса, и он беспрекословно отправился в каморку, которую выделили им с няней. А его сестра еще сидела за столом, поглядывая на подходивших травниц и слушая их уверенные, оживленные голоса. Большинство женщин, с неприкрытым интересом рассматривающих неожиданных гостей, были среднего возраста, но крутилось среди них и несколько молодок, весьма откровенно заигрывающих с гостями. Причем больше всего внимания предсказуемо доставалось ее хозяину, внезапно превратившегося из толстого старика в стройного и симпатичного господина Вардена.

Лил и сама не понимала, почему ее так злят их кокетливые взгляды и лукавые улыбки, которыми отвечал девушкам Варден. Ведь не стал же он благороднее и добрее, после того как нацепил личину молодого мужчины и получил завитые каштановые локоны, чуть золотящиеся на свету? Каким был коварным негодяем, таким и остался! И значит, любая из травниц может влипнуть в его ловушку точно так же, как попала она сама, согласившись дать клятву. Выходит, если Лил жаль так гостеприимно встретивших их простодушных травниц, то она должна любым способом отвести от них беду, пока не поздно.

— Я, пожалуй, сыт, — заявил в этот момент ее хозяин и поднялся из-за стола. — Куда идти?

— Мы проводим, наш домик рядом, — как по команде вскочили молодки и, подхватив господина Эринка под руки, поспешно увели прочь, а Лил и рта открыть не успела.

— Нужно травы разложить, — поднялись вслед за ними травницы постарше и тоже ушли в сгустившийся за порогом сумрак.

— Иди отдыхать, милая, — мягко посоветовала няне хозяйка. — Завтра до свету вставать. Повозка за травами прибудет, с нею вас и отправим.

Лил попыталась было осторожно предупредить добрую женщину, рассказать ей, какой негодяй ее господин, но та лишь отмахнулась и, пожелав спокойной ночи, исчезла вслед за остальными.

— Наивные, — горько усмехнулась горбунья, направляясь в свою каморку. — Думают, я глупенькая, обиженная жизнью рабыня и ничего не понимаю в людях. Ну и пусть им будет хуже, раз не хотят видеть дальше своего носа.

Она прикрыла брата, сбросила надоевшее платье и устроилась на неширокой лавке, застеленной тюфяком, набитым ароматным свежим сеном. Некоторое время лежала, наслаждаясь запахом развешенных трав, теплом и покоем, и почти уже уснула, как простая мысль заставила ее подпрыгнуть на месте как ужаленную.

Как быстро трудности последних дней и подлость проклятого старика заставили ее забыть заветы отца и волноваться лишь о брате да о своей шкуре! Как легко Лил решилась отплатить добрым женщинам черной неблагодарностью за их заботу, за кров и еду! Ну вот как она будет завтра смотреть им в глаза, если окажется, что коварный старик присоединил к своему стаду рабов еще одну или двух женщин?

Горбунья проворно вскочила с лавки, накинула на плечи плащ и, сунув ноги в ботинки, торопливо выскользнула из дома. Куда идти, она знала прекрасно, окрепшая связь вернее маяка показывала, в какой стороне находится ее проклятый хозяин.

Сгустившаяся тьма не казалась ей непроглядной, и это умение было одним из последних даров отца. Перед уходом он потратил несколько вечеров, уча их с Ленсом простому фокусу, доступному всем истинно одаренным. Впрочем, в те вечера Лил еще не знала, что это прощальные уроки, и больше любовалась звездами и наслаждалась напоенным медом ароматом осеннего сада, когда отец терпеливо объяснял, как нужно смотреть сквозь ночной мрак.

Выискивать взглядом не предметы, а свет магии, успевшей за столетие впитаться в каждый камень и каждую песчинку. Теперь она была везде: в воде, в траве и деревьях, в камнях и песке. Однако далеко не поровну и вовсе не одинаковая. Камни собирали больше всего и бледно сияли в ночи матовым жемчужным светом разных оттенков, от фиолетового до голубого. Вода становилась расплавленным серебром, скелеты деревьев — живыми малахитовыми статуями. А вот листья и трава не успели еще накопить достаточно звездной энергии, светились бледнее всего и оттого были призрачными, как вечерние тени.