— Наша задача, — сказал я твердо, — перепихнуть ее к Мунтвигу окончательно и бесповоротно!.. Пусть он купается в этом счастье, а мы как-то уж обойдемся по природной и обретенной во время захвата чужих земель скромности.

— Когда уже не лезет, — пробормотал Альбрехт, — и дырки на поясе вертеть негде, становимся такими скромными…

Палант сказал услужливо:

— А если просто отвезти ее к Мунтвигу, постучать в ворота и оставить там, а самим убежать побыстрее?

— Или перебросить через стену крепости и убежать, — сказал Клемент. — Можно с помощью требушета. Только обвязать подушками.

— И вообще армию отвести, — поддержал Сулливан едко, — чтобы нас и не нашли.

Клемент не понял, всерьез такое предлагают или такие невеселые шуточки у лордов, расправил широчайшие плечи и посмотрел свысока и сердито.

— Ну вот еще!.. Тогда уж лучше ни принцу Ричарду, ни Мунтвигу!

— Утопить? — спросил Палант обрадованно. Посмотрел на Клемента и торопливо поправил себя: — Просто придушить?

Альбрехт воззрился на него весьма строго.

— Что у вас за?.. Несерьезно как-то, хотя, признаю, сразу решило бы проблему. Но я имел в виду третий вариант.

Я спросил с недоверием:

— Какой-такой третий?

— Вернуть ее родителям, — сообщил Альбрехт.

Пал ант вскричал с восторгом:

— Как же мы все не догадались!

Я покачал головой.

— С дуба рухнули? Нас там вообще прибьют.

— А мы ее не лично, — предложил герцог Мидль. — Под охраной и в сопровождении личной гвардии императора Вильгельма, что выедет навстречу!

Клемент склонился над картой, почесал лоб, лицо покраснело от прилива крови, а глаза почти наполовину выдвинулись из пещер.

— А вы представляете, — прорычал он, — где земли этого императора?.. Я, к примеру, нет. Если это за владениями Мунтвига, то, знаете ли, дорогой герцог, сами тащите эту красотку в такую даль!.. Нам воевать надо, а не лядей развозить по домам!

— Это принцесса, — напомнил Мидль строго. — Дочь самого императора. Надо блюсти.

— Очень даже далекого императора, — уточнил Сулливан. — Настолько далекого, что его как бы и нет вовсе. Потому… ваше высочество может плюнуть на все и оставить эту принцессу себе? Разве я не оставил Хорнегильду?.. Сам не ожидал, что такая жена получится!

Я чуть не подпрыгнул, обернулся и посмотрел на него зверем. Сулливан опасливо отступил.

— Это приведет к международному скандалу, — сказал я сдержанно, — не понимаете?.. Взять себе — это принять определенные обязательства, а кто из нас их берет добровольно?.. Ага, опускаете глазки!..

Палант предположил наивно:

— А если обязательства… выполнять, международный скандал будет?

— А что, — спросил я зло, — их кто-то выполняет?.. Ситуация меняется, политик обязан реагировать живо и вовремя, а не придерживаться каких-то устаревших обязательств, что тянут в темное прошлое! Разве мы не демократы?.. В общем, я сейчас съезжу к ним, уточню кое-какие мелочи.

Альбрехт посмотрел на меня пристально.

— Что?.. Ладно-ладно, молчу, но эскорт вышлю туда сейчас же. А вы просто догоните.

Я признал сквозь зубы:

— Хорошее решение.

Мунтвиговцы остановились, как и сообщил Палант, в полумиле от нас. Две сотни рыцарей расседлали коней и ужинают у костров. Наш отряд заметили издали, но не встревожились, в моем эскорте всего двенадцать человек, все без копий.

Я догнал своих и, пройдя посредине, возглавил, причем веселый Бобик на этот раз держится впереди, заставив рыцарей побледнеть и замереть в неподвижности, а кони тут же начали рваться на привязи.

От костра поднялся крупный мужчина, даже огромный. Сейчас, без парадного кафтана на плечах, граф Стивенфельд смотрится даже мощнее и значительнее, чем когда был в золотой парче.

Сделав пару шагов вперед, он остановился в ожидании, могучий лев, осознающий свою мощь и величие.

Я хотел было сойти с коня, вежливый, блин, но вовремя вспомнил, что я, его высочество, то есть прынц, по рангу даже с герцогами могу говорить с седла, а с графами, которых, как воробьев возле амбаров с зерном, так и вовсе через губу.

— Граф, — сказал я с неудовольствием, — вы так поспешно отбыли, а я, увы, не успел спросить у вас кое-что…

Он спросил с иронией:

— О расположении наших войск?

Я ответил учтиво:

— Что вы, граф, зачем? Они у нас на карте, как на ладони! Такие мелочи учтивых и благородных людей, как мы, разве беспокоят?.. Война — пустяки, главное — честь рода!..

— Тогда что?

— Я не совсем понял содержимое письма, — ответил я. — Вообше-то понял, но кое-где недопонял, а что-то и вовсе перенедопонял, что лучше, чем недоперепонял, но все-таки такое чревато для прямого и честного мышления военного человека, какими являемся мы, без сомнения, как пример всему остальному человечеству.

Он смотрел на меня исподлобья и в чем-то свысока, хоть он стоит, а я на лошади, явно старается понять изгибы мышления человека с развращенного и перепорченного Юга.

— Мне казалось, — произнес он медленно, — Его Императорское Величество всегда выражается предельно ясно. Как и надлежит военному человеку, это вы заметили исключительно верно.

— Нет, — ответил я. — Он только написал, что эта женщина принадлежит мне. Погодите, щас покажу…

Он вздрогнул и напрягся, когда я вытащил из кармана смятый листок, выставил перед собой ладони.

— Нет-нет, у нас на Севере личные письма не читают!

— У нас тоже, — заверил я, — но это так интересно, что в отдельных случаях читают да еще публикуют!.. Вот смотрите: «…сэр Ричард, эта женщина по праву принадлежит вам». По какому праву? У меня нет и не будет никаких таких прав! Я благородно отказываюсь от любых прав на принцессу Аскланделлу в пользу Его Императорского Величества государя Мунтвига!

Он чуть поморщился от моего страстного напора, но с удовлетворением кивнул, когда я помянул имя его повелителя с присовокуплением императорского титула, видимо, пока еще спорного.

— Простите, ваше высочество, я могу только высказать предположение…

Я сказал свирепо:

— Давайте!

— Его Императорское Величество, — сказал он осторожно, — имеет в виду, возможно, что принцесса Аскланделла слишком много рассказывала о вас… в несколько хвалебном тоне.

— Понимаю, — сказал я с досадой, — ни один мужчина не терпит, когда его женщина хвалит в его присутствии другого мужчину. Возможно, она это делала из женского кокетства, чтобы возбудить в императоре… интерес… или что-то еще, кто знает их женское мышление?