Вскоре этот субъект, явно не привыкший к усиленному вниманию публики, свернул с пешеходной зоны в маленькую боковую улочку. Типичная картина для всех курортных городков: стоит только отойти на квартал от главной улицы, и все становится уже не таким нарядным и комфортным, как в центре. Под ногами теперь ныла булыжная мостовая, и обстановка в целом явно отдавала деревней. Оказавшись на безлюдной улочке, все три участника марафонской гонки слегка сбавили темп, словно без зрителей вовсе не стоило выкладываться по полной. Все трое надсадно пыхтели, и Еннервайн решил, что сейчас самое время сделать убегающему одно разумное предложение, прокричав: «Стойте, остановитесь!» — хотя это звучало несколько беспомощно и заведомо не могло привести к желаемому результату.

— Стойте, остановитесь! Полиция! — уточнила Мария, однако субъект в костюме Верденфельзского района даже не подумал повиноваться. Еще раз свернув, быстроногий негодник перемахнул через забор и оказался на территории сада, который безоговорочно можно было назвать образцовым. Полицейские прыгнули вслед за ним. Беглец поломал пышный куст пионов, с таким трудом выращенный хозяйкой дома, Еннервайн растоптал клумбу герани, сломал две пышные ветки солнцецвета и запутался в композиции из аквилегии и разбитого сердца, а ведь их невероятно трудно сохранять зимой! Все, что осталось, погибло под ногами дипломированного психолога Марии Шмальфус. Свободному государству Баварии грозил внушительный счет, ведь все это безобразие свершилось на глазах свидетельницы, пожилой сельчанки, стоявшей на балконе собственного дома. Осыпая непрошеных визитеров грязной бранью, за которую вообще-то привлекают к ответственности, старуха начала швырять в них посудой, действуя в вековых традициях угнетаемых крестьянок. Была это фарфоровая супница или фаянсовый ночной горшок, неясно — Еннервайн лишь инстинктивно втягивал голову, потому что черепки и осколки сыпались все ближе и ближе от него. Стайер в кожаных шортах перепрыгнул через заборчик на следующий участок, приземлившись в загон с курами, которые с бешеным кудахтаньем метнулись врассыпную.

— Стоять! Полиция! Стой, стрелять буду! — крикнула Мария, понимая, что ее слова звучат не слишком-то убедительно. Еннервайн тоже не мог сделать предупредительного выстрела — он держал свой служебный пистолет незаряженным, это была его единственная уступка болезни. Так что в зелени садов не прогремело никаких оглушительных выстрелов, паршивец в вязаных гольфах не замер на месте с поднятыми руками, а, напротив, разогнался еще сильнее, готовясь преодолеть противопожарную стену трехметровой высоты. Запрыгнув на кучу навоза, высившуюся у подножия брандмауэра, он схватил вилы, ловко оттолкнулся ими и взлетел ввысь. Благополучно приземлившись на кромке стены, преследуемый впервые оглянулся, и в это мгновение преследователи получили прекрасную возможность разглядеть его лицо, определить пол, возраст — словом, все, что в целом позволяло идентифицировать личность. Однако солнце, садящееся за спиной прыткого типа, уже но второй раз за короткое время помогло ему остаться неузнаваемым, и на брандмауэре крестьянской усадьбы обозначился лишь позолоченный силуэт человека в баварском костюме, безликого дьявола, окруженного ярким сиянием. Громко расхохотавшись, фигура спрыгнула по другую сторону стены с торжествующим воплем: «И-и-й-эх-ха!» Тут ее и след простыл. Губертус и Мария резко остановились.

— Туда, наверх! — выдохнула девушка, и Еннервайн расценил это как вызов, как требование продолжить погоню. Он тяжело дышал, однако собрался из последних сил и запрыгнул на кучу навоза, хватая торчащие в ней вилы. Однако ему не удалось подпрыгнуть так высоко, как победно возопившему беглецу перед ним. Еннервайн плюхнулся обратно, в самую середину вонючей кучи, соскользнул и поехал вниз, становясь самым большим препятствием для Марии Шмальфус, которая тоже разбежалась для прыжка, но споткнулась о начальника и мешком свалилась на него. Сердечные объятия двух донельзя перемазанных навозом полицейских ознаменовали конец погони.

— Дела идут дерьмово, — выдохнул Еннервайн.

— Вы абсолютно правы, шеф, — кротко отвечала Мария.

— А теперь нам надо переодеться, — сказал Еннервайн. — Вот только во что? Если появиться в таком виде на пороге какого-нибудь бутика…

На помощь пришел Остлер:

— Здесь у нас есть душевая, и запасная форма тоже найдется. Размеры-то подберем, правда, звания будут пониже ваших. Если вас это не смущает…

— Я готова надеть любую форму, лишь бы она была чистая, — сказала Мария, исчезая вслед за Еннервайном в недрах полицейского участка.

— Ну конечно, что попало я не надену, — донесся до коллег голос гаупткомиссара. — Однако чересчур привередничать тоже не буду.

В прибрежном кафе «Паоло» подавали лучшее мятное мороженое во всей Центральной Италии. По слухам, истинные ценители преодолевали тысячи километров ради двух шариков холодного лакомства, поэтому наплыв клиентов был огромным, спрос — бешеным, сидячих мест не сыскать. Десерт сервировали на любой вкус — в креманке или стаканчике, в вафельной оболочке или на палочке, а наиболее продвинутые мороженофилы получали свой заказ прямо в голую ладонь, и этот незатейливый способ охладить нутро был самым архаичным, «самым итальянским» и «самым этрусским»: сам Бахус наверняка наслаждался мороженым именно так. В кафе слышался морской прибой и царило веселье, и только одна тощая фигура в футболке с надписью «К.» выглядела какой-то потерянной в пестрой толпе сладкоежек. Этот человек не смеялся и не шутил вслед за остальными, не выбирал вариантов приятного времяпрепровождения вечером и явно кого-то ждал. Судя по тому, как резко К. выделялся своей бледностью из общей массы загорелых граждан, он приехал в Италию совсем недавно.

Путешествие К. было нелегким. Сначала он прибыл поездом в Милан, оттуда самолетом в Вену, затем опять же поездом в Рим, а потом автобусом сюда, причем вышел на одну остановку раньше нужной, проделав остаток пути пешком. Он четко следовал всем разработанным в их организации правилам, которые на внутреннем жаргоне назывались «химчисткой»: многократно ездить вверх-вниз по всем встречающимся на пути эскалаторам, как минимум однажды кардинально сменить одежду, не задерживаться ни в одном населенном пункте дольше необходимого, не вступать в разговоры с посторонними, почаще менять направление движения на оживленных улицах и площадях, периодически заходить в магазины через один вход и покидать их через другой. Здесь, в кафе-мороженом «Паоло», К. назначили важную встречу. Час, выделенный на ожидание, уже почти истек. Контактное лицо должно было заказать себе стакан с пятью шариками мятного мороженого. О других опознавательных знаках они не договаривались.

— Gelato di menta! Мятное мороженое! — зазывно выкрикивали молодые официантки. Сегодня этот сорт стал настоящим хитом дня, что вовсе не радовало К. Вдруг его скоро раскупят, как же он тогда узнает связника? Чего доброго, придется возвращаться домой, снова окольными путями, и мучительно ждать очередного звонка.

На последних минутах отмеренного времени в зале появился грубоватый увалень в пурпурных пляжных тапках и наконец-то сделал долгожданный заказ: «Пять шариков мятного!» К. представлял агента совсем другим. Конечно, не в строгом черном костюме и темных очках, но близко к тому. Новый посетитель мало чем выделялся на фоне местной публики — шорты, летняя рубашка навыпуск, мягкая трикотажная шапочка. На груди у него висел огромный фотоаппарат, и это было уже чересчур, как показалось К. Он еще не знал, что именно эта вещь сыграет в ближайшем будущем особенную роль.