Насколько хорошо должны подходить друг другу врач и пациент? Разумеется, необходимо, чтобы их связывала специфика болезни, так как не много будет пользы человеку, страдающему геморроем, от визита к окулисту. И все же. Нужно ли им испытывать друг к другу симпатию или, например, обладать схожим мировоззрением? Следует ли им иметь единый взгляд на здоровье и на методы лечения? Есть ли смысл пациенту, которому нужна быстродействующая таблетка против насморка, идти к гомеопату или врачу, практикующему аюрведу?

Фридрих Ницше, который любил доводить суждения до крайности, сказал однажды: «Надо быть рожденным для своего врача, иначе погибнешь от него». Другими словами, лучше с детства найти «своего» доктора, поскольку неподходящий лекарь может свести нас в могилу. Звучит довольно драматично, и Ницше действительно преувеличивает. Но в одном все же нужно признать правоту философа: почти каждый из нас надеется найти такого врача, для которого мы будто бы рождены или, еще лучше, который сам будто для нас рожден. Ведь именно он знает о нас самое сокровенное — к нему мы идем, когда чувствуем себя слабыми и беззащитными, от него мы ждем исцеления и избавления от наших страданий и с ним говорим о вещах, которые не решаемся обсуждать ни со своим спутником жизни, ни со своей матерью. Раньше священник исполнял некоторые врачебные обязанности, но во все более светском театре современного мира он играет, по крайней мере, роль статиста. Случается, что человек отправляется за пятьдесят километров к своему доктору, хотя прямо за углом есть медицинское учреждение, в котором с таким же успехом могут разрешить его проблемы. Но отношения человека с его врачом настолько интимны, настолько доверительны и эмоциональны, что нельзя безболезненно заменить их другими. И в этом — их главная особенность.

Если даже у нас, заурядных людей, отношения с докторами достаточно сложны, то что же говорить о выдающихся деятелях мировой истории? Для многих гениев искусства и философии некой отличительной чертой стало то, что они страдали от особо тяжелых заболеваний, как будто были отмечены свыше своеобразным знаком. Вспомним Винсента Ван Гога, который в припадке безумия преподнес девице легкого поведения окровавленный кусок своего уха, или Пауля Клее, чье лицо превратила в маску склеродермия. Эрнест Хемингуэй пообещал своему психиатру, что не убьет себя в его клинике; он сдержал слово и покончил с собой дома.

Великие политики держали при себе врачей, чтобы с их помощью иметь возможность активно и полноценно заниматься повседневными обязанностями. Когда Черчилль и Рузвельт в Ялте договаривались со Сталиным о разделе Европы, они зачастую были не в состоянии вести переговоры без медицинской помощи, а Джон Фицджеральд Кеннеди хоть и выглядел со стороны здоровым и крепким, но только потому, что его «на бегу» поддерживали уколами и таблетками.

Работа врача не заканчивается, даже когда пациент мертв. В такой ситуации может потребоваться его экспертное заключение, и это тем более вероятно, чем более знаменит пациент. Например, Фридриху Ницше врачи после смерти приписали сифилис, а Наполеон, Бетховен и Шиллер заранее согласились на вскрытие, чтобы потомки узнали, от чего они страдали и умерли. На жизнь и на смерть многих знаменитостей неоспоримое влияние оказал их интенсивный контакт с врачами. Но что это были за врачи? Были ли они столь же выдающимися, как и их пациенты? Обладали ли они необычайными способностями и были ли талантливее медиков, доступных простым смертным? На первый взгляд кажется, что глава государства, известный политик, рок-звезда или литературный гений могут позволить себе услуги самых высокооплачиваемых последователей Гиппократа. В то же время даже неимущие бедняги вроде Винсента Ван Гога возбуждали живой интерес какого-нибудь медицинского корифея. Но были ли эти самые дорогие врачи и самыми лучшими?

Окончательного ответа на этот вопрос наша книга дать не может. Но двадцать примеров, которые мы собрали без долгих поисков, наводят на некоторые размышления. При путешествии по всемирной истории бросается в глаза именно то, что многим ее выдающимся фигурам предоставлялась гораздо менее квалифицированная врачебная помощь, чем следовало ожидать. Известнейшие люди иногда не только получали от своих врачей неверные диагнозы и лечение, но и бывали сознательно ими обмануты и оболганы, унижены или посмертно обесчещены.

Врачебные ошибки можно простить, и не только потому, что человеку свойственно заблуждаться. Наука развивается, и многие методы, некогда казавшиеся верными, признаются позже ошибочными. Зигмунд Фрейд когда-то усердно экспериментировал с кокаином; он прописывал наркотик своим пациентам, друзьям и даже невесте, «чтобы сделать их сильными и крепкими». Сейчас за это его отправили бы в тюрьму, а тогда это был эксперимент, от которого «отец психоанализа», и не только он, ожидал хороших результатов. С моральной точки зрения больше вопросов вызывает такая ситуация, когда врач высказывается за неправильное лечение, только чтобы доказать свою компетентность и очернить коллег-конкурентов. Так произошло со смертельно больным Папой Пием XII, которого врач непременно хотел прооперировать. Фанатичный хирург, не добившись согласия на операцию, устроил пресс-конференцию, на которой оскорблял коллег и предсказал скорый конец главе католической церкви. Папа, несмотря на это, прожил еще довольно долго и умер в возрасте восьмидесяти двух лет. Безоговорочно преступно, наконец, когда врачи сознательно лгут своему знаменитому пациенту и замалчивают его диагноз, потому что обществу нежелательно видеть того смертельно больным. Эвита Перон так никогда и не узнала, от чего она страдает; чтобы сохранить жену президента для политики, ей без ее ведома была проведена операция брюшной полости.

Отдельные случаи врачебных ошибок мы распределили по четырем главам, в которых названы отличительные черты соответствующих типов врачей: «Дилетанты и неучи», «Спорщики и идеологи», «Скрывающие истину и карьеристы» и «„Таблеточники“ и друзья человека». Обладая некоторой долей фантазии, можно найти также и другие категории, например, Непогрешимые, Халтурщики, Хвастуны. Кроме того, можно заметить, что отдельные врачи относятся не к одному, а к нескольким типам. Кандидатом на попадание во все категории мог бы быть доктор Тео Морелль, врач Адольфа Гитлера. Он имел весьма ограниченные представления о медицине, игнорировал советы коллег, хотел сделать блестящую карьеру, работая с фюрером, и в итоге с головой втянул своего пациента в наркотическую зависимость. Это был настоящий человек-оркестр, который удовлетворял всем критериям для присвоения ему звания наихудшего врача.

Справедливости ради стоит сказать, что в мировой истории выдающимся личностям попадались и добросовестные врачи, предлагавшие наиболее эффективное с медицинской точки зрения лечение. Они менее известны потому, что их пациенты просто поправлялись или оставались здоровыми или же потому, что их задача состояла в ограждении пациента от вреда, который ему могли причинить их некомпетентные коллеги. Так, уже двести лет назад поэт и педагог Жан Поль говорил: «Хороший врач спасет если не от болезни, то хотя бы от плохого врача».