Главным в сообщении являлось то — и это подчеркивалось особенно настоятельно, — что важны не столько мы, сколько Петра. Ее надо защитить во что бы то ни стало. Она обладала силой передачи мыслей, неслыханной для человека, не имеющего специальной подготовки. Петра — это самородок необычайного значения. К нам уже идут на помощь, а пока мы должны стараться выгадать время и, главное, оберегать Петру. Ее безопасность, а не нашу мы должны были обеспечивать любой ценой.

Вообще передавалось еще много всякой всячины, но менее ясно, как-то смазанно. Но это главное мы уловили очень четко.

— Вам понятно? — спросил я остальных, когда передача закончилась.

Всем было понятно. Майкл откликнулся:

— От этого голова кругом идет. Несомненно, Петра обладает замечательной силой передачи, несравнимой с нашей. Но странно, эта женщина так выражалась, будто ее особенно удивило, что такое явление обнаружилось среди дикарей. Вы обратили внимание, ее можно было понять так, будто мы дикари.

— Не сомневайся, она имела в виду именно это, — подтвердила Розалинда.

— Это какое-то недоразумение, — вмешался я. — Наверное, Петра каким-то образом создала у нее впечатление, что мы Люди Зарослей. А что касается… — Тут меня просто затопил возмущенный протест Петры.

Я постарался как мог не обращать на нее внимания и продолжал:

— А что касается помощи, здесь тоже какое-то недоразумение. Она находится где-то на юго-западе от нас, а всем известно, что в том направлении лежат на много миль Дурные Земли. Даже если они где-то кончаются, она находится на другом их краю. Чем, спрашивается, она может нам помочь?

Розалинда отказалась это обсуждать.

— Давайте подождем, и все объяснится, — предложила она, — а сейчас я хочу только спать.

Я хотел того же, и так как Петра уже отоспалась в корзине, мы велели ей внимательно следить за обстановкой и тут же разбудить нас, если она услышит или увидит что-либо подозрительное. Мы с Розалиндой заснули, едва преклонив головы.

Проснулся я от того, что Петра трясла меня за плечо. Солнце почти село.

— Майкл зовет, — объяснила она.

Я освободил сознание для него.

— Они снова напали на ваш след. Какая-то маленькая ферма на самом краю Дикой Земли. Вы проскакали через нее. Припоминаешь?

Я вспомнил, и он продолжал:

— Туда сейчас движется один из отрядов. Как только рассветет, они пойдут по вашему следу. Лучше поскорей отправляйтесь в путь. Я не знаю, ждут ли вас впереди. Вполне возможно, что кто-то с запада попытается отрезать вас. Во всяком случае, ручаюсь, что этой ночью они еще будут разбиты на маленькие группки. Они не рискнут расставить посты цепью по одному, так как известно, что здесь рыщут Люди Зарослей. Если повезет, вы сможете проскочить между ними.

— Ладно, — устало согласился я и задал вопрос, который давно волновал меня: — Что с Сэлли и Кэтрин?

— Не знаю. Они не отвечают. Да и расстояние уже стало очень велико. Кому-нибудь известно, как там?

Включилась Рэчель, из-за отдаленности от нас она была едва уловима:

— Кэтрин потеряла сознание. С тех пор ничего не понятно. Мы с Марком боимся. — Она стихла и явно не хотела продолжать.

— Говори, — подтолкнул ее Майкл.

— Ну, мы думаем… Кэтрин так долго без сознания… как будто она… умерла.

— А Сэлли?

Мы почувствовали еще большее нежелание говорить.

— Мы считаем… мы боимся, что с ее разумом не все в порядке… От нее пришло только несколько бормотаний. Очень слабых и совсем бессмысленных. Поэтому мы боимся… — Она расстроенно притихла.

Молчание. Потом Майкл начал передавать твердо и жестко:

— Ты понял, Дэвид, что это означает? Они испугались нас. Готовы замучить нас до смерти, если мы попадем к ним в руки, лишь бы узнать о нас побольше. Ты не должен ни в коем случае допустить, чтобы они схватили Розалинду или Петру. Лучше убить их самому, чем позволить издеваться над ними. Понимаешь?

Я поглядел на Розалинду, спящую рядом со мной, на ее волосы, в которых играли алые отблески заходящего солнца, и подумал о муках Кэтрин, которые мы чувствовали. От мысли, что ей и Петре придется испытать подобное, я содрогнулся.

— Да, — ответил я ему и остальным. — Да, я все понял.

Некоторое время я ощущал их поддержку, ободрение, а потом возникла пустота.

Петра, скорее удивленная, чем напуганная, посмотрела на меня и с серьезным видом спросила словами:

— Почему он сказал, что ты должен убить Розалинду и меня?

Я собрался с мыслями и ответил ей, стараясь, чтобы мои слова прозвучали как что-то обыденное и само собой разумеющееся:

— Это только если они нас поймают.

Поразмышляв, она спросила раздумчиво:

— Почему?

Я попытался объяснить:

— Видишь ли, мы не похожи на них, потому что они не могут передавать друг другу мысли-образы. А обычные люди, когда другие люди не похожи на них, боятся…

— Почему они должны нас бояться? Мы же не делаем им ничего плохого? — прервала она меня.

— Я не знаю точно почему, — ответил я. — Но они боятся.

Об этом не рассуждают, а просто чувствуют. И чем они сами невежественней, тем сильнее они хотят, чтобы все были на них похожи. А как только они пугаются, то становятся страшно жестоки и мучают тех, кто в чем-то отличается от них…

— Почему? — снова спросила Петра.

— Делают так, и все. Если они нас поймают, то замучают совсем.

— Я не понимаю почему? — настаивала Петра.

— Так уж повелось на свете. Все это очень сложно и довольно страшно. Вырастешь — поймешь. А сейчас главное, что мы не хотим, чтобы тебя с Розалиндой мучили. Ты помнишь, как ошпарила ногу кипятком? Так вот, будет гораздо больнее. Умереть намного лучше. Ты как бы заснешь, и они не смогут тебя добудиться, чтобы мучить.

Я посмотрел на Розалинду. Ее грудь тихо вздымалась во сне, случайная прядь волос упала на щеку: я бережно отвел ее и тихо поцеловал. Розалинда не проснулась.

Вдруг Петра начала:

— Дэвид, когда ты убьешь меня и Розалинду…

Я обнял ее.

— Тише, дорогая. Этого не случится, мы не дадим поймать себя. Давай разбудим ее, но не станем рассказывать ей об этом. Она огорчится. Пусть это будет наш секрет, ладно?

— Ладно, — согласилась Петра и слегка потянула Розалинду за волосы.

Мы решили сначала поесть, а потом уже двигаться в путь, когда станет совсем темно и дорогу будут освещать звезды.

За едой Петра была необычайно молчалива. Я решил сперва, что она все еще думает о нашем недавнем разговоре, но, как оказалось, ошибся: спустя некоторое время она прервала свои размышления, оживленно сообщив нам: