И вот тут, сразу следом за мыслью про перец, под черепом фейерверк взорвался: яркий, слепящий, заставляющий зажмуриться до слёз. И на фоне рассыпающихся искр раскалённым добела железом горели кривовато выведенные строчки: «Я жив. Я возвращаюсь к тебе».

Тиль села, растирая мокрое от пота лицо. Несмотря на открытое настежь окно, на прохладный, терпко пахнущий водой воздух, ночная сорочка липла к спине, а спутанные прядки волос к вискам. А ещё подташнивало, под грудиной тянуло, словно на рёбра гирьку подвесили.

Сон был тягостным, не пугающим, но очень неприятным: Тильда спешила и не успевала, знала, что ничего хорошего из этого не выйдет, но даже сообразить не могла, куда опаздывает. Её окликали, а кто говорил тоже не понять. Арьере осознавала, что спит, но проснуться не получалось. Только вроде бы глаза откроет, как дурман назад затягивал, улица, по которой она бежала, становилась реальнее спальни, и кто-то неразличимый вновь начинал бубнить, что, она даже не пытается, мол, надо приложить больше усилий, нужно соответствовать, а если стараться не будет, всем только хуже станет.

В общем, маковое молоко, которое Карт дал, сыграло дурную службу, нервы ничуточки не успокоились, зато воображение вовсю разыгралось.

Тильда накинула пеньюар, хотела было выйти на балкон, но передумала, тихонько открыла дверь в коридор. Дом спокойно коротал ночь, уютно поскрипывая рассыхающимися досками, шурша мышами в стенах. Слуги по стариковской привычке погасили все свечи и лампы, лишь на верхней площадке лестницы горел ночник, да из-под двери библиотеки выглядывали неровные отблески каминного огня.

Тиль на цыпочках прокралась мимо, сошла по лестнице — она-то с детства знала, как и куда ногу поставить, чтобы ступеньки голоса не подали, через кухню вышла в сад. Гулять, понятное дело, Арьере не собиралась, да и ночь — неласковая, нахмурившаяся из-под невесть откуда налетевших туч — к прогулкам не располагала. Хотелось просто посидеть на крыльце, остудить гудящую колоколом голову, послушать тревожное перешёптывание деревьев. Эту игру Тильда давным-давно придумала, иногда казалось, что в нервном шорохе листвы она даже слова разбирает.

— Госпожа Крайт, — вполне различимо позвал чёрный куст. Арьере тряхнула головой, обеими руками собрала у затылка волосы, откинула их за спину, пытаясь прогнать маковое одурение. — Госпожа Крайт, здеся я, неужто не слышите? — настойчиво повторила сирень.

— Слышу, — непонятно зачем ответила Тиль, до боли в глазах всматриваясь в темноту.

— Ой как хорошо-то! А я уж думала и не докличусь. Зову-зову, всё впустую. Погромче-то крикнуть боялась, а ну как старика Джермина разбужу? Он ж поганой метлой погонит. А ещё хуже старуха его. Та меня и вовсе терпеть не может, как увидит, так и начинает…

— Вы кто? — поинтересовалась Арьере у гнущихся под ветром, отбрасывающих на темноту сада жидкие тени кустов.

— Ну верно ж! Вы меня не знаете! — нервно хихикнули в ответ. — Дарка я, Миры дочка.

— А кто такая Мира?

Темнота озадаченно помолчала.

— Так Гулящая Мира, не слыхали? — неуверенно отозвались, наконец.

— Нет, — снова помотала головой Тильда, пытаясь сообразить: снадобье это всё ещё действует, сон продолжается или реальность такой странной стала? Предчувствие чего-то очень нехорошего, опасного даже, надвинулось, повисло над головой, как бегущие от ветра тучи. — Простите, мне нужно идти.

— Ну да, понятно, чего уж там? — грустно ответил бесплотный голос и вроде бы всхлипнул жалостливо. — Я ж думала так, по-родственному. Но кровь-то чего? Нам своё место ведомо. Вы ступайте, ступайте, госпожа Крайт, да и мы побредём потихоньку.

— Да какая кровь, демоны вас побери! — взбеленилась Арьере. — Выйдите на свет, вот сюда, к крыльцу, и объясните всё толком.

Поначалу Тиль померещилось: за кустами на самом деле никого нет, лишь тени. Одна из них и шевельнулась, выросла-вытянулась щупальцем спрута, подползла поближе — Тильда даже попятилась, едва не споткнувшись о ступеньку. Но потом разглядела, что не тень это вовсе, а высокая и худая до безобразия женщина. Неверный свет луны, то и дело занавешивающейся облаками, не давал её толком рассмотреть, высвечивая лишь куски: болезненно отёкшие глаза, сухие губы с болячкой в углу, растёкшуюся синеву под скулой, заскорузлый от грязи передник. Резкий ветер дунул в лицо вонью кислого перегара и давно немытого тела.

— Вы кто? — тупо повторила Тиль.

— Так сродственница ваша, говорила уж, — подобострастно улыбнулось видение, жутковато сверкнув в темноте единственным клыком. — Гулящей Миры я дочка.

— Я не знаю никакой Миры!

— Ну так а старика Крайт знавали? — лицо женщины скукожилось в дикой заискивающе-глумливой гримасе. — Так то папашка мой. Знамо дело, признавать он нас не признавал, но денежки давал. Вот вам спрос: за что? Видит Небо, кровь не водица, не всю совесть старикан прожил. А как помер, стал быть, так некто и медяка не дал, Джермин вон гонит. А мне дитёнка кормить нечем, подыхаем голодной смертью.

— К-какого дитёнка? — икнула с перепугу Тиль.

— Тык вот он, сынишка мой, — женщина вслепую пошарила у себя за спиной, вытолкнув из складок юбки нечто, показавшееся Арьере лесным духом, про которых старики страшные сказки придумывают: маленькое, кривоногое, в короткой обдёрганной рубашонке, лишь непомерно огромные глаза на круглом личике поблёскивали хищно. — Уж подайте на бедность, милости Неба для. А то ведь нам одна дорога, кончаться по-песьи.

— Тильда, ты замёрзла, — не спросил, а констатировал факт Карт, по своему обыкновению появившийся незаметно, зато эффектно, подав голос в полном согласии со всеми канонами драмы. — Иди к себе. Я разбужу Айду, она молока согреет.

— А колыбельную она не споёт? — вызверилась Тиль. — Ты их знаешь? — Арьере ткнула пальцем в сторону нервно переминающейся с ноги на ногу женщины.

— Её тут все знают, — спокойно ответил кузен. — А мальчика нет, не видел.

— Она действительно?.. Дядя ей… То есть…

— Так говорят, — неопределённо шевельнул плечами Крайт. — Насколько мне известно, Берри и не отрицал, дом им снял. Деньги, наверное, тоже давал, но чего не знаю, за то не поручусь.

— Великое Небо! Сколько ж вам лет?

— Так семнадцать стукнуло, — кокетливо отвернулась женщина, — восемнадцатый пошёл. Да вот вышло, как и с мамкой, бросил полюбовник, одну с ребёнком мыкаться оставил, а сам подался невесть куда. Я и туда сунулась, и туда — никому ж не нужна. Вот к вам и подалась…

— Почему мне никто ничего не сказал? — едва сдерживаясь, чтобы на крик не сорваться, прошипела Тиль.

— А кто и что тебе говорить должен? — кажется, даже удивился Карт.

— Она уже была, когда я здесь появилась!

— Вот именно. И как ты себе это представляешь? Берри должен был привести тебя к содержанке или пригласить её сюда, представить? Зачем?