Осуждать былого однополчанина Чижевский не хотел и не мог. Обычное дело. Да и служил Краевский всегда честно. Пять орденов вплоть до Владимира, два ранения…

Разговор перекинулся на семьи. Как раз принесли горячее, еще один повод выпить, и как не переговорить о близких? Тем более оба офицера женились уже после развала фронта. Вся разница — Чижевский уже был знаком с будущей супругой и лишь ждал конца войны для венчания, а Казимир нашел избранницу уже позже.

Кто же знал, чем закончится война? Не победой и даже не военным поражением, а ударом в спину в самый ответственный момент.

Прозвенел первый звонок.

— Пора. Служба, — Казимир щедро расплатился с официантом. Немного помялся, не зная, как сказать, и тихо выдохнул: — Василий, мне очень бы не хотелось встретиться по разные линии фронта. Учти, у нас очень нагнетают национальные чувства, кричат про историческую справедливость, отнятые земли и прочую дребедень. Война вряд ли, но какие-то конфликты с ограниченными целями возможны. Тут кусок урвать, там… Не знаю, у вас или у Украины… Просто имей в виду. Все политики одним миром мазаны, а я не ведаю, где хуже. У нас ли, у вас… Здесь ведь тоже не прежняя Россия.

— Спасибо, Казимир, — Чижевский поднялся. Кому уезжать, кому — оставаться.

Разводит жизнь. И только дружба остается…

1

Не так представлялась поездка в Петроград буквально пару дней назад. Нет, колеса, как положено, постукивали на стыках, вагон порою чуть покачивало, пыхтел впереди паровоз, даже чай в фирменных подстаканниках был принесен услужливым, хотя и чуточку хамоватым проводником, только небольшая задержка лишила Кротова главного. Того, о чем он мечтал последнее время. Да и с какой стати Писаревской тоже вдруг отправляться в другой город не в назначенный день, а на следующий? Кротов, разумеется, не удержался, в расчете на какой-то вообще невероятный случай прошел весь поезд из конца в конец — с вполне ожидаемым результатом. Редко бывает, чтобы человеку везло во всем. С одной стороны, арест даже помог, оставшиеся дела в Москве разрешились моментально после выхода. Внутренний карман приятно оттягивал револьвер, обычный офицерский «наган» двойного действия, пусть не слишком новый, зато привычный и надежный. К нему даже имелось разрешение, как сказали, действующее не только на территории Московии, но и в некоторых сопредельных государствах, в том числе и в вольном городе. Плюс еще кое-какие бумаги, которые могли помочь в некоторых случаях и погубить в иных. Имелся даже прекрасно сработанный паспорт на фамилию Ерпылева, жителя подмосковного села Фрязино. Документ наводил на определенные мысли. Какая же борьба должна кипеть на верхах, если они штампуют поддельные удостоверения, лишь бы избавить «своих» людей от слежки конкурентов? Прямо какая-то тайная война, вполне возможно — с жертвами. И все падкие на сенсацию репортеры дружно молчат. Раскроешь рот — уберут. Это не заурядный криминал смаковать, тут ставки заведомо другие.

И уж вдвойне странно было получать подделку из рук правителей государства. Кротову доводилось пользоваться фальшивками, куда от них деться в царстве свободы, но в частном, так сказать, порядке. В общем, чем дальше, тем веселее.

Соседей по купе было двое. Оба крепкие, вся разница — блондин постарше и пошире в плечах, да брюнет помоложе и чуть худее. Василий и Иван — если они, разумеется, представились своими именами. Имелось у Кротова некоторое сомнение, уж не сопровождение ли это? Не слишком хорошо преувеличивать значение собственной личности, и все же…

А может, действительно случайные люди, ехавшие в бывшую имперскую столицу по неким торговым делам. Там — порт, возможность вывоза и ввоза, потому многие торговые дома имели в Петрограде свои представительства или хотя бы деловых партнеров. Соответственно, всевозможные курьеры сновали между городами без конца взад и вперед.

Существовал третий, довольно неприятный, вариант, что мужчины — из конкурентов усатого. При желании вычислить Кротова Комитету не составляло труда. На нелегальное положение он не перешел, а осведомителей у грозной организации хватало. Как повяжут ночью!

Василий с Иваном о своих делах особо не распространялись. Как, впрочем, и Кротов. Обошлись общими словами, да и о текущей политике не сказали ни слова. Не те времена. Тут не знаешь, кому доверять, потому не веришь никому. Разговором завладел Иван. Говорил он все больше о бабах, то о какой-то Зинке с Тверского, то о Нюрке с Замоскворечья. Временами в бесконечном повествовании появлялась какая-то третья, только Кротов пропускал речи мимо ушей. Думал о своем, а тут лишь машинально поддакивал в требуемых местах да вставлял соответствующие случаю реплики.

Зато, помимо всякой ерунды, удалось узнать кое-что о царящих в вольном городе нравах, правилах и прочем, что, собственно, составляло жизнь. Узнанное не радовало. В отличие от строгой Москвы с ее поисками врагов или Сибири, где вдали от городов законов вообще не имелось, в Петрограде был некий сплав анархии с вечным военным положением. Кварталы иностранцев охранялись, уважающие себя люди без сопровождения не ходили, зато были районы, в которые не рекомендовалось соваться даже днем, ночью же туда мог забрести разве самоубийца.

От выпивки Кротов отказался. Намешают какой-нибудь дряни, и очнешься непонятно где. Если очнешься вообще. О подобных случаях говорили много, не хотелось бы оказаться невольным участником одного из них. Пришлось сослаться на обилие дел сразу по приезде и расстроенное контузией здоровье.

— А ты что, воевал? — немедленно спросил Иван, по молодости на войну явно не успевший.

— Было дело. Ранили, контузили, газами траванули. Ладно, живым остался, — и замолк, давая понять, что тема исчерпана и подробнее вспоминать незачем. Одни любят вспоминать войну, другие — нет. Кому что досталось, и на все накладывается проигрыш. Вместо победоносного вступления в Берлин произошел распад империи, и любое хвастовство, эх, каким я был лихим и смелым, на этом фоне выглядит несколько натужно.

Спал Кротов чутко, в любой момент был готов к неожиданностям, однако ночь прошла спокойно. Порою поезд замирал на станции, и снаружи доносились голоса, порою кто-то шагал по коридору, а в целом — лишь стучали колеса да уплывали назад отмеренные версты.

Московскую таможню миновали вообще без сучка без задоринки. Лишь проверили документы, а вещи смотреть и не стали. Впрочем, было бы что смотреть! На троих пассажиров — два небольших чемодана и два саквояжа. Тут захочешь, ничего не провезешь, просто некуда положить что-нибудь ценное. А на мелочь не обращали внимания. Хотя Кротову почему-то показалось, будто в числе прочих бумаг Василий протянул таможеннику какой-то небольшой листок, отчего глаза представителя власти на мгновение расширились, но затем привычка к самоконтролю взяла вверх, и лицо таможенника вновь превратилось в бесстрастную маску.

А может, все лишь показалось, и ничего такого не было. Уж Кротову было прекрасно известно: начни кого-то подозревать, и сразу находишь массу подозрительного. То человек не так посмотрел, то что-то сказал, то не так шевельнулся. А потом оказывается: ничего плохого за этим не стояло. Обычная игра воображения да набор случайностей.