Дом был пуст. В просторных комнатах, расположенных ближе к реке, обнаружились шесть соломенных матрасов, несколько плащей, горшки из-под эля, недоеденный хлеб и пустые ножны. Ваормунд или один из его присных опрокинул отхожее ведро, дерьмо и моча разлились по плитам пола той комнаты, где когда-то спали мы с Гизелой. В помещениях для прислуги нашелся еще дымящийся котел с бобами и бараниной, у стены был сложен дровяник, а вот сами слуги отсутствовали. Я направился к парадному входу, осторожно открыл дверь и вышел на улицу, держа наготове Вздох Змея. Никого.

Финан втащил меня обратно.

— Будь здесь, — сказал он. — Пойду поговорю с часовыми на бастионе.

Я попытался возражать, но он настоял на своем, только взял полдюжины воинов для сопровождения по темным улицам. Я запер дверь и вернулся в большие комнаты, где Эдгифу уже постелила плащ поверх одного из матрасов. Эдмунд, ее старшенький, сунулся было в соседнюю комнату, где были разлиты нечистоты, но я утащил его оттуда и вернул на попечение матери. Отец Аарт, блевавший почти все плавание «Сперхафока», теперь оправился и разинул уже рот в желании осудить такое мое обращение с принцем, но одного взгляда на мою физиономию ему хватило, чтобы прикусить язык. Он меня по-прежнему боялся.

— В соломе блохи, — пожаловался Авирган.

— Да и вши, скорее всего, — отозвался я. — И не слишком-то торопитесь укладываться.

— Я не ложе готовлю, а только место, где можно посидеть, — заявила Эдгифу. — Мы ведь пойдем во дворец, да? В Лундене я всегда останавливаюсь во дворце!

— Госпожа, конечно, мы пойдем во дворец, — заверил ее Авирган.

— Не валяй дурака! — рявкнул я на него. — Здесь были люди Этельхельма. Если мы ошиблись и город в их руках, мы уйдем. Сегодня же ночью. Финан пошел разведать, что происходит.

— Уйдем? — Авирган вытаращился на меня.

Этот маневр сулил сложности. Темез широк, да и течение было бы нам попутным, но на реке встречались мели, делавшие путешествие в темноте рискованным. Однако, если город до сих пор в руках у людей Этельхельма, другого выбора нет.

— Как долго мы проживем, если тут стоят войска Этельхельма? — поинтересовался я у Авиргана, насколько мог терпеливо.

— А может, их здесь нет? — спросила Эдгифу.

— Госпожа, именно это и выясняет Финан, — напомнил я. — Так что будьте готовы к поспешному отступлению.

Один из младенцев заплакал, нянька унесла его из комнаты.

— Но если здесь люди Этельстана, то я смогу попасть во дворец? — упорствовала Эдгифу. — У меня там одежда! Мне нужна одежда.

— Возможно, мы попадем во дворец, — сказал я, слишком усталый, чтобы спорить. Если в городе безопасно, то я охотно предоставил бы ей наслаждаться роскошью, но покуда пусть кормит блох.

Стремясь сбежать от царящего в доме смрада, я вышел на речную террасу, уселся на низкую стену, отделяющую ее от Темеза, и стал наблюдать, как Берг с двумя помощниками разворачивает «Сперхафок» носом вниз по течению. Управились они ловко и снова пришвартовали корабль, так что к поспешному бегству из города, на случай если Финан принесет дурные вести, все было готово. Затем все трое устроились в просторном трюме. Им предстояло охранять судно от воров, способных стащить снасти и весла.

Я смотрел, как течет река, и пытался понять смысл событий этого дня. Скорее всего, после уничтожения его маленького флота у нортумбрийского побережья Ваормунд отправился прямиком в Лунден. Но если, как нас все уверяли, город находится в руках Этельстана, то что делает здесь Ваормунд? Почему верзила-сакс не ушел с остальными людьми Этельхельма? И почему всего шесть воинов? Я видел четырех человек, но соломенных матрасов насчитывалось шесть, и это тоже было странно. С какой стати шестерым воинам квартировать в доме у реки, когда остальные дружинники Этельхельма располагаются в древнем форте или охраняют дворец в северо-западном углу Лундена?

Ночь наступала. Свет факелов у входа в церковь на южном берегу Темеза отражался на поверхности воды. Луна, находившаяся в третьей своей четверти, спряталась за облаком. Причаленные к соседним пристаням корабли стонали под напором ветра, их снасти лениво хлопали о мачты. До меня доносился хохот из «Мертвого дана», ближайшей таверны.

Дверь дома открылась. Я повернулся, ожидая увидеть Финана, но это был мой слуга Рорик. Он принес горящий факел, который сунул в скобу у двери. Потом юнец посмотрел на меня, собираясь что-то сказать, но передумал и вернулся в дом, придержав дверь и выпустив закутанную в плащ фигуру, которая осторожно приблизилась ко мне, неся в руках две чаши. Одну она протянула мне.

— Господин, вино, — раздался голос Бенедетты. — Не самое хорошее, но все лучше, чем эль.

— Не любишь эль?

— Он кислый, господин, — сказала женщина. — Как и это вино.

Я пригубил. Она не солгала, вино было кислое, но я к такому вкусу привык.

— Тебе сладкое нравится? — спросил я у нее.

— Господин, мне нравится хорошее вино. — Она уселась рядом. — Этот уксус нашли в кухне в доме. Может, его использовал повар, готовя пищу. Ну и вонь!

— От вина?

— От реки.

— Это большой город, — ответил я. — Во всех больших городах реки воняют.

— Мне знаком этот запах.

— Его трудно забыть.

Бенедетта села слева от меня, и мне вспомнилась массивная деревянная скамья, на которой любили сидеть мы с Гизелой, причем Гизела всегда оказывалась слева.

— Господин, королева огорчена, — заявила Бенедетта. — Ей нужны удобства.

Я поморщился:

— Хочет пуховую перину?

— Она бы не отказалась от чего-нибудь вроде этого, да.

— Эдгифу попросила моей помощи и получила ее, — отрезал я. — Когда я доставлю ее в безопасное место, у нее будет весь пух, какой захочет, но до тех пор ей придется терпеть укусы блох наравне с нами.

— Господин, я передам королеве, — сказала Бенедетта, и по ее голосу чувствовалось, что ей предстоит сообщить воистину дурную новость. — Ты полагаешь, в Лундене небезопасно?

— Да, пока не выясним, в чьих руках город, — ответил я. — Финан должен вскоре вернуться. — Я не слышал в ночи криков, топота бегущих ног, звона мечей. Тишина означала, что ирландец и его люди не столкнулись с врагами.

Бенедетта наполовину откинула капюшон, и я попытался разглядеть в темноте ее черты. Лицо у нее было резко очерченное, большие глаза, казалось, сверкали на фоне бронзово-смуглой кожи.

— Ты смотришь на меня, — бросила она.

— Да.

— Мужчины смотрят на женщин, а потом берут что хотят, — продолжила Бенедетта, пожав плечами. — Я рабыня, так чего мне ожидать?

— Ты служишь королеве и должна требовать уважения к себе.

— Господин, я требую! Но это не обеспечивает мне ни любви, ни безопасности. — Она помедлила. — Эдуард тоже на меня смотрел.