Жизнь меняется. Вещи становятся другими. Не в моих силах повлиять на их ход. Но я была спокойна, ведь я верующая и отдаю всё в руки Господа.

Кто мог знать, что счастье, о котором я грезил, ждет меня на африканском континенте? Когда ноги мои коснулись пыльной земли Хартума, я был десятилетним ребенком, а вскоре мне исполнилось одиннадцать. Отец встретил нас в аэропорту в окружении целой свиты, что было вполне привычно. Я заметил, что среди сопровождавших отца много солдат-моджахедов, сражавшихся в былые времена в Афганистане. Другие были преданными последователями отцовских убеждений. Так что все, кто его окружал, относились к нему с безмерным почтением.

К счастью для сыновей Усамы бен Ладена, уважение к нему распространялось и на нас. Для суданцев он был принцем — так они говорили. За пределами нашей части мира мало кто способен понять всю безмерность благоговейной любви, которую простые арабы испытывали к нашему отцу. И хотя ему пришлось уехать из Саудовской Аравии, это случилось из-за разногласий с королевской семьей Саудов, а не с народом страны.

Мы поселились в районе под названием Аль-Рияд, в светло-бежевом доме, который окружала такого же цвета стена из бетонных блоков, очень похожая на ту, что возвышалась вокруг нас в Саудовской Аравии. Большие металлические ворота тоже были бежевыми. Люди отца бросились к ним, чтобы открыть и впустить многочисденных жен и детей отца на территорию наших новых владений.

Я обменялся взглядами с братьями и понял, что мы думаем об одном и том же. Перед нами была новая тюрьма для нашей матери. За всю ее долгую замужнюю жизнь мать покидала дом, только когда мы ехали навестить родственников или отправлялись в другие владения, принадлежащие нашей семье, например на ферму в окрестностях Джидды. Я боялся, что этот большой дом станет тюрьмой и для меня. Дети Усамы бен Ладена очень редко наслаждались свободой, хотя по сравнению с женщинами семьи мы были вольными пташками.

Изучая снаружи наш новый дом, я осознал, что семья Усамы бен Ладена несколько утратила свою значимость в этом мире. Этот дом был определенно меньше и скромнее, чем просторные особняки, оставшиеся в прошлом — в Саудовской Аравии. Правда, этот дом был больше всех остальных, которые я видел по дороге из аэропорта. В доме имелось три этажа, и я надеялся, что там хватит места для четырех жен и всех детей.

Отец пошел вперед, показывая нам дорогу.

Мы со старшими братьями последовали за ним, зная, что он терпеть не может, когда его дети не ведут себя как взрослые. Даже малыши молча шагали за ним. Мать и другие жены, скрытые от внешнего мира чадрой, шли следом за нами, потому что такова традиция: женщины должны идти позади мужчин.

Пройдя через двор, отец распахнул двустворчатые деревянные двери, выкрашенные в скучный коричневый цвет. Конечно, он уже принял решение, кто где будет жить. Нам сказали, что комната справа — для гостей семьи, для родственников, которые захотят нас навестить. Слева — апартаменты тети Харийи, матери малыша Хамзы. Они были самыми маленькими, ведь у нее только один ребенок, но все же места хватало: просторная гостиная, ванная, кухня и две спальни. Оставшуюся часть первого этажа занимали кабинет отца и его личный офис.

Мраморная лестница вела на второй этаж. Там располагались апартаменты тети Хадиджи и тети Сихам.

Забравшись выше еще на один этаж, самый верхний — именно эту часть дома всегда предпочитала моя мать, — мы попали в комнаты, предназначенные для нашей семьи. Там были четыре спальни, гостиная, несколько ванных, третья кухня и лестница на крышу. Как и в Саудовской Аравии, дома в Судане строили с плоской крышей, так что крыша служила дополнительным жилым пространством.

Дом нас разочаровал — он не отвечал нашим вкусам. Но делать нечего, оставалось лишь поселиться здесь и надеяться на лучшее. Без сомнения, мы были озорными мальчишками, и в тот самый момент, как родители заперли двери в свои личные комнаты, мы проявили бурную активность — стали изучать другие помещения и ссориться по поводу того, кто где будет спать, но были при этом достаточно осторожны и не повышали голос, чтобы не спровоцировать одну из знаменитых отцовских вспышек гнева.

Дом был весьма скромно обставлен, что нас нисколько не удивило. Отец всегда презирал вычурность и всякие изыски, по крайней мере, в том, что касалось его семьи. Он часто говорил, что мы не должны быть избалованными — мы такими и не были. На полу лежали дешевые персидские ковры, на окнах висели простые бежевые занавески. Вдоль стен были разложены синие подушки для сидения — так принято в арабских домах. И все: никаких украшений интерьера, даже ни одной картины. Правда, мы заметили свидетельства деловой деятельности отца на стенах его кабинета на первом этаже. Мы пытались разобраться в висевших там картах и планах — на них изображались дороги и фабрики, которые он строил, — но мы не поняли их смысла. Как всегда, кабинет отца был доверху забит сотнями книг на английском и арабском, в основном по религии и военному делу. Отец научился бегло говорить и писать по-английски, потому что его собственный отец считал, что детям необходимо хорошее образование.

Когда мы наконец вернулись к себе, выяснилось, что в комнатах не хватило места, чтобы поставить обычную кровать каждому из нас. Поэтому мы спали на матрасах, брошенных прямо на пол. С утра, чтобы передвигаться по комнате, матрасы приходилось скатывать.

Сад возле дома был весьма обширным — места для мальчишечьих игр предостаточно. И в отличие от сада в Саудовской Аравии, где почти не имелось растительности, здесь зеленели деревья и пышные кусты, а по краям сад обрамляли цветочные клумбы. Всё, что находилось рядом с домом в Аль-Рияд Вилладж, нам понравилось, включая большой кусок земли, где ничего не росло — мы надеялись сделать из него футбольное поле.

Жизнь постепенно налаживалась.

Но, несмотря на первые положительные моменты, у меня в голове продолжали тесниться беспокойные мысли. Что будет с кобылицами, которые остались в Саудовской Аравии? Когда в Хартум привезут наших жеребцов? Купит ли отец других лошадей здесь, в Судане? Найду ли я друзей на новом месте? Придется ли мне ходить в государственную школу?

Основным источником моих тревог была школа. А вдруг школьный опыт, который мне предстоит получить в Судане, превзойдет в своей чудовищности всё, что довелось пережить в Саудовской Аравии? Я молился о том, чтобы наш отец, занятый своими делами, забыл подыскать для нас школу.

Но не прошло и нескольких дней, как мы с братьями получили удручающее известие от одного из наших шоферов: отец уже определил нас в местную школу. Однако, узнав, что будем ходить в лучшую частную школу в этой стране, мы воспряли духом.

Вскоре нас облачили в новую школьную форму, и я заметил, что она здорово напоминает форму суданских военных. Позже мне объяснили, что политика суданского правительства состояла в том, чтобы мальчиков с детства учили быть солдатами.

Мы были в восторге, узнав, что нас будет забирать у дома школьный автобус. Вместе со мной ходить в эту школу предстояло еще шестерым счастливцам. Прежде всего моим родным братьям Абдулле, Абдул-Рахману, Сааду, Осману и Мухаммеду — ему, младшему из нас, исполнилось семь. И еще в ту же школу определили восьмилетнего Али, первенца тети Хадиджи и нашего сводного брата.