все для того, чтобы какая-то змея свистнула у него цветок. Даже немножко ему не оставила. А ты что скажешь?

– Я скажу, что тебе пора спать.

– Я засну.

– Умница.

– Его зовут Хасим.

– Кого?

– Того моего друга, с которым мы объедем весь свет. Его зовут Хасим.

– Прекрасно.

– Мы с ним совсем не похожи. Он гораздо ниже меня.

Больше Роза ничего не сказала, потому что увидела Хасима во сне – или во сне внутри сна. Они стояли перед зеркалом, и он ей говорил: «Посмотри, как я вымахал. Больше не говори, что я низкий. А теперь можем отправляться в путь». Затем они обсуждали, в какую страну поедут, и Роза рассказала ему про страну у реки Евфрат. Они стали размышлять, что возьмут, в каких городах остановятся и что посмотрят. Представляли, как побывают и там, и сям. Они так долго болтали, что все мысли уже не помещались в голове. Хасим взял веточку и записал на земле все, что нужно не забыть, а затем рассмеялся. «Почему ты смеешься, Хасим?»

«Мне кажется, как-то так и изобрели письмо». – «Как так?» – «Когда рот переполнялся словами, и люди не знали, куда поместить слова, чтобы их запомнить. Тогда они записали их на земле». – «Хасим, я непременно запишу это в шутки-небыль-чепуху, рядом с фразочками моего папы».

Затем их застал дождь, и все буквы уплыли ручейком в канаву. «Не переживай, – сказал Хасим. – Я их спасу».

Хасим побежал и вместе с буквами утонул во тьме, а Роза кричала: «Хасиииимммм!»

Кто-то затряс ее:

– Роза, вставай, гроза. Пещеру затопит. Нужно поспешить, нужно выбраться, пока мы не оказались в западне.

Роза открыла глаза и увидела над собой Уршанаби. Вода лилась сквозь крышу пещеры. Уровень моря стремительно поднимался, остался лишь крошечный островок суши.

– Быстрее, Роза.

Роза запрыгнула в лодку, и Уршанаби принялся грести. Его руки летали над водой так, что Роза не успевала за ними следить.

Она молилась, чтобы проход открылся. Они оказались заперты в брюхе горы, будто их проглотил кит, ненасытно хлебавший воду. Весла взметывались и опускались. Роза поняла, что сейчас ей лучше помалкивать, и она испуганно вжалась в край лодки. Она чувствовала, как толчки сердца переваливаются друг через друга. Постаралась успокоиться. Чтобы побороть страх, чтобы протиснуться через замершие секунды, нужно подумать о чем-то другом. Так и надо поступить. Она подумала об улице Судеб, кошках, Карлито и папе. Затем вспомнила тот тихий вечер, когда снаружи лил дождь, Арес читал, а самой Розе нечего было делать. Она места себе не находила от скуки и разозлилась на папу за то, что он так погружен в свою книжку. Сейчас она со светлой грустью вспоминала тот вечер. Никогда до сих пор она не тосковала ни по чему настолько сильно, как по той вечерней скуке в подвале на улице Судеб, в Кошачьем царстве, за папиной спиной.

Все искрошится в прах и вознесется снова

Уршанаби ударил веслом по камню, пытаясь найти выход, и кит-гора выплюнула их вместе с мощной волной. Снаружи стояла ночь, на небе зажглись звезды.

– Спасибо! – крикнула Роза, подскакивая на раскачивающейся лодке.

– Осторожней! – предупредил Уршанаби, когда очередная волна подкинула их высоко, и Роза повалилась рядом с ним.

Роза инстинктивно раскрыла руки и обняла Уршанаби, но тут же отстранилась. Ей показалось, что нужно попросить прощения, но огромный мужчина лишь дружелюбно похлопал ее по спине и сказал таким тоном, какого Роза никогда раньше ни от кого не слышала:

– Осторожней, кроха. Мы ускользнули от кита, как бы нам теперь не потонуть на мелководье.

Значит, ему тоже так показалось? Роза оглянулась: может, эта гора и правда чудо-юдо, рыба-кит? Уршанаби отпустил весла, и какое-то время они, мокрые и уставшие, сидели неподвижно. Роза задумалась – может, Уршанаби не знает, куда им дальше плыть, потому поспешила сказать:

– Уршанаби, поплыли обратно к кораблю?

– Вавель сказал, что нам нужно двигаться в противоположную сторону от места битвы.

– Да уже не слышно никакой битвы. Вдруг кому-то там нужна наша помощь?

– Я бы хотел, Роза. Если б я был один, я бы даже не задумался. Но со мной ты и карта. Так что не выйдет.

Уршанаби вновь взялся за весла и направил лодку к ближайшей суше. В безмолвии они встретили первый луч нового дня. Роза уже могла разглядеть на дне очертания камней, ракушек и рыб. Все вокруг казалось безмятежным. И как раз от этой безмятежности Роза взорвалась:

– Уршанаби, давай вернемся. Если ты не хочешь, я спрыгну, доплыву до берега и пойду по суше.

– Поплыли, – ответил Уршанаби так, будто он думал о том же самом и лишь ждал, пока Роза озвучит их мысли.

Роза подумала, что Уршанаби шутит, но он развернул лодку и со всей силы налег на весла. Лодка летела по волнам. Роза и Уршанаби пронеслись мимо кита-горы и, прежде чем завернуть в залив, где остался корабль, увидели, что море нашпиговано сломанными деревяшками, разбитыми бочками, осколками бутылок и обрывками парусов. Роза встала ровно, из-за чего лодка вновь зашаталась. Она наклонилась к воде и вытащила черный лоскут.

– Пиратский флаг.

* * *

На другом конце острова Панда, совсем один, уже много часов рыл землю под Древом Веры. Взрыв повлек за собой оползень, и вход в лабиринт завалило. Панда знал, что с каждым часом шансы найти кого-то живым тают. Каждый раз, когда ему удавалось отодрать камень, он ревел во все горло от усталости, ярости и радости.

– Вавель! – кричал он и продолжал работу.

Ломовой за его спиной пытался помочь, как мог. Он подталкивал копытами камни к обрыву, скидывал их и возвращался за новыми.

– О пресвятые карамельки, если мне удастся вытащить вас живыми, я добьюсь, чтобы следующее убежище мы построили высоко на горе! – закричал Панда, чтобы прогнать дурные мысли.

От усталости и усердия руки и спина болели так, будто на них зияли открытые раны. Рыдания подступали к горлу, от слез дышать становилось все тяжелее.

– ААААааа! – заревел он.

«Аааа» за то, что он не успевал. «Аааа» за то, что все закончилось вот так. «Аааа» за языки, которые теперь будут стерты с лица земли. «Аааа» за сказки и песни, которые больше не зазвучат на родивших их языках. «Аааа» за Царство Глубин, за Хранителей. «Аааа» за Вавеля, который был его единственным и несравненным товарищем. Панда упал, изнуренный, и рыдал в земле, покуда исступление и слезы не затихли. Он лежал неподвижно, как вдруг ему показалось, что из-под земли донесся какой-то звук. Панда прижал ухо к