Подмога пришла, и мы выжили, на удивление выкосив при слепой обороне едва ли не взвод боевиков. Повезло нам и потому, что сработал лишь один фугас из заложенных трех, но убитыми мы потеряли более половины ребят, а каждый второй был ранен.

– А может, это по наши души спектакль? – угрюмо предположил Акимов после того, как мы из медчасти брели к палатке. Он – с зашитым виском, вспоротым пулей, я – со скобками на губе, едва шепелявящий себе под нос.

– Тогда повезло, – выдавил я через уголок рта.

В свои злоключения – естественно, не открыв правды о похищенных деньгах, – мы доверительно посвятили Олейникова, наслышанного об этой истории и хорошо знавшего родственника Тарасова, своего генерала-сослуживца.

– Ну, если что и было, – сказал он, – то вынужден признать: вы явно не мелочитесь… Но лучше бы вам здесь не задерживаться.

– Командировку еще на месяц продлили, – скорбно поведал Акимов, осторожно ощупывая заскорузлые от засохшей крови нитки на шве, тянувшемся через добела выбритый санитаром висок. – И вообще неизвестно, где пули умнее. Где Чечня или где Решетов.

– Завтра летите со мной в Москву, – отозвался Олейников бодро. – Вы же раненые герои, спасшие, так сказать, генерала… Представления на ордена – у командира дивизии, так что примите поздравления. А Решетов, к вашему сведению, вчера с должности снят. Что сильно влияет на его возможности и полномочия. И упраздняет его предыдущие распоряжения.

Эта новость изрядно подняла нам настроение.

Вместе с нами в Москву убывала по окончании командировки целая рота бойцов. Вечером, крепко выпив, решили отметить свой «дембель».

Орава, гогоча, выкатилась из палаток, устроив салют. Стреляли из автоматов и пистолетов вверх. Я тоже подпрыгивал, орал и радовался вместе со всеми, покуда с небес, влекомая силой тяготения, мне за шиворот не упала горячая пуля.

И тут я невольно задумался, припомнив слова Акимова: насколько менее опасна по сравнению с Чечней для нас родная столица?

Москва встретила нас холодным осенним дождем, словно отсекшим солнечную даль еще таявшего за чеченскими горами лета.

Самолет в Москву прилетел поздно, и из аэропорта Акимов предложил поехать на ночевку к нему домой, благо рядом располагался ночной магазин, где двое заядлых холостяков могли купить провизии и выпивки, дабы отметить свое возвращение на сохраненных конечностях в родные пенаты.

Квартира Акимова меня впечатлила. И формой – сто пятьдесят квадратных метров в закрытом, охраняемом комплексе с подземным паркингом, – и содержанием. Мебель – из дубового массива с искусной резьбой, персидские и кашмирские ковры на паркете отборной доски, плазменные панели телевизоров, совмещенная с гостиной кухня, напичканная всевозможной техникой, и парчовое убранство спален с широченными кроватями.

– Вот, вложился в свое время в недвижимость, – поведал он. – Решил, что пора пожить как человеку после мыканий по коммуналкам. Кстати, и ты подумай… Есть у меня свои застройщики, подыщем вариант…

– Что за застройщики?

– Надумаешь – познакомлю, – ответил он.

Я прикинул количество имеющихся у меня средств. И пришел к внезапному выводу, что благодаря своей службе и всякого рода оказиям вполне мог бы обзавестись подобным жилищем. Вот чудеса! То не знал, на какие шиши следующий день прожить, то не ведаю, куда деньги девать…

– Я уже надумал, – сказал я, озирая высокий потолок, отороченный изысками лепнины.

– Когда строительный бум начался, – поведал Акимов, хлопоча у плиты, – никто еще сообразить не мог, насколько выгодное рисуется дело. Коммерсанты подминали под себя строительные комбинаты, а коммерсантов, в свою очередь, – бандюги. Доходы блуждали шальные. Ну, пришла ко мне парочка деловых евреев, запутавшихся в отношениях с разбойниками, попросила защиты. А запутались они крепко, безвылазно, можно сказать. Ну, я и Баранов, сегодняшний шеф нашего убойного отдела, а тогда битый уже муровец, решили терпилам помочь. Ну, и еще один проворный тип к нам подвизался, он в министерстве сейчас… Не будем лишний раз имена трепать. А денег у терпил – пшик, выжали их жулики досуха. Но зато ресурс связей – ого-го! Ну, вот мы впряглись. На правах дольщиков. Бумаги, естественно, на родственников оформили, чтобы нам задницы жандармы из УСБ не порвали… В общем, теперь существует компания «Капиталстрой». Слыхал?

Я удивленно присвистнул.

– Еще бы!

– Так что сделаем тебе хату по сиротским ценам, – продолжил Акимов. – Сейчас новый дом с пентхаусами строится, возьми себе подходящую площадь, вложи бумагу в стены, не жмись.

– А чего ж ты в ментовке колупаешься? – задал я невольный вопрос. – Сидел бы себе, палец слюнил да дивиденды считал…

– Думал, – кивнул Акимов. – Много думал. И понял: не смогу без погон и оружия. Без жизни рисковой. Без конторы. Увяну, сопьюсь или сдохну. От ожирения и тоски. К тому же как другу открою тебе: у меня бзик, как запой: пару раз в год иду в казино и возвращаюсь оттуда гол и бос. Болезнь, вероятно. А домой вернешься без гроша, перекрестишься – хоть стены остались…

– Жениться тебе надо, – сказал я.

– А тебе? – он досадливо поморщился от брызнувших со сковороды капель шипящего жира. – Нашелся наставник… – затем продолжил сокрушенно: – Где их взять, толковых баб? Одни дуры и хищницы… Или прелюбодейки с внутрисемейными заморочками. Есть у меня, к примеру, одна привходящая дама. Семья у нее, пара деток, муженек. Он-то, собственно, нас и свел нечаянным образом. У дамы бизнес торговый, муженек на подхвате, а вернее на довольствии… Ну, был бандитский наезд, он через знакомых на меня вышел, я с урками разобрался, а он, результатом вдохновленный, под крышу ко мне попросился. Вернее, супругу свою отрекомендовал. И на первом же нашем представлении она мне глазки на прощание состроила и в карман пиджака визиточку с явным значением уместила. Ну, понял я: дело за малым… А что бизнеса ее касалось как такового, проблем там – никаких. Все чисто и правильно, хотя денежно. Ну а эпизод с наездом бандитским – горестная случайность. И вот беру я деньги месяц за месяцем за красивые свои глаза, а потом этот самый роман случается, и неудобно мне уже с любовницы получать. Да и повторяю: не за что. А деньги мне ее муж возил. Ну, он тоже понимает, что платит за пустоту, и состоялся между нами в итоге прямой разговор: что, дескать, будем мы рассчитываться по факту устранения неприятностей, коли такие случатся, а налог на безопасность аннулируем. На том расстались. Но проходит, представь, год, звонит мне моя дамочка и спрашивает осторожно: уехал ли от меня ее муж? Я спрашиваю: а он что, приехать был должен? Конечно, он тебе ведь деньги за крышу повез, как обычно… То есть ты понял? Этот тип родную жену разводил на бабки! А она мне – ни гу-гу, все вроде в порядке вещей.

– Ну, потом-то она взъерепенилась на муженька?

– А как взъерепенишься? Куда тут дернешься? Ничего ведь и не скажешь… У нас же с ней прямого контакта как бы и не было, все через него… Так откуда, в таком случае, информация? В трамвае встретились или на приеме в посольстве? Придумать-то можно было, да и придумалось бы… Она не захотела. Да и не расстроилась особенно, представь. Ладно, сказала, с меня не убудет. А его тоже понять можно: любовница новая, потому расходы усиленные, и тактика их компенсации соответствующая. А семья, говорит, это свято. Чего из-за чепухи копья ломать? Он к тому же заботливый папа. В зоопарк с дитем ходит, букварь помогает осваивать… Такая вот либеральная жизненная философия. Но я бы на месте этого кобелеватого прихлебателя оказаться бы не хотел. Есть у меня еще пара близко знакомых рублевских жен с аналогичными историями. Но эти девочки попроще, от скуки сытости их на приключения тянет. Да и знаешь, почему они рублевские? Потому что раньше стоили рубль… Теперь – оконцовочка сказанному: невезуха у меня с большой и вдумчивой любовью, Юрок. Из деревни, что ли, какую невесту вывезти?..