– Идиот! Он же помрет там! Матросов недоделанный! – Лот саданул по стене кулаком. – Куда он полез?! Что он там может сделать?!

– Не дать установке заработать в полную силу, – тихо сказал Хаук. – Ты знаешь об этой теории.

– Теории! – почти крикнул Сол. – Она не подтверждена!

– Потому что ни разу не проверялась… – Хаук лег, морщась от слабости. – Но если учитывать скорость омоложения организма параллельщиков, собственных запасов энергии им не хватит и на час. А они рядом с установкой выживают до десяти часов… иногда… Не спорьте, что там с рациями? Нужно обесточить район.

Парни переключились на настройку техники, даже Поп со своими помогал, хотя все трое мало что могли сделать – не специалисты в связи, а обычные бойцы. Я, скинув с плеч куртку, укрыла Хаука:

– Есть хочешь? И как голова?

– Мутит немного, так что есть пока не стоит. Не боись, ранение скользящее, даже черепушку не поцарапало, нужно просто отлежаться. А тебе отсюда поскорее уходить надо; парни с рациями разберутся, и уматывай! Лот довезет.

– А вы?

– Когда установку отключат, эти скоты попробуют прорваться. Я как раз очухаюсь и помогу нашим, стрелять-то – не бегать.

– Поспи. – Я села на пол рядом с ним, взяла широкую ладонь парня. – Тебе нужно спать.

Он уснул почти мгновенно, уже во сне завернувшись в куртку и укладываясь поудобнее. Остальные занялись рациями, и я осталась не у дел. Сколько прошло времени с момента включения установки? Часа два-три, скорее все же три. Фо говорила, что у Лаки всего пять часов, значит, осталось не больше двух. Как он смог пройти сквозь поле? Я встала и, взяв один из рюкзаков – тот, на который мне указывала Света, – незаметно пошла к лестнице, но не основной, а боковой, о которой знала только, что она должна быть. Поле, о которое бились создатели (или охранники?) установки, меня притормозило, но не остановило. Было ощущение, будто я иду против очень ровного и все больше усиливающегося ветра, но и только. Потом сопротивление исчезло. За моей спиной раздался тихий, чтобы не привлечь внимания противников, и еще более приглушенный расстоянием встревоженно-больной вскрик Попа: «Ната! Дура, помрешь ведь!», и невнятная ругань.

Обострившееся то ли из-за нервотрепки, то ли из-за влияния установки чутье не подвело, и вскоре я уже поднималась по захламленной узкой лестнице, зная, что установка именно на четвертом этаже и что рядом с ней есть неприметный выход на площадку этой лестницы. Потом вышла в столь же захламленный и заставленный всякой рухлядью служебный коридор и пошла, опять же доверяя только чутью. Несколько раз за хлипкими, почти декоративными дверьми раздавались шаги и мат, но о моем присутствии никто не догадывался. Много позже, когда я второй раз оказалась в этом здании, то поняла, почему меня не обнаружили: с противоположной стороны располагалась большая мастерская, объединенная из нескольких комнат, и лишние двери просто закрыли шкафами, не перегораживавшими только небольшие окна над дверьми. Тогда же я об этом не знала и замирала в пыльной полутьме, стараясь даже не дышать.

Коридор закончился лишь для видимости запертой на расхлябанный врезной замок дверью, которую открыть можно было, просто толкнув посильнее, и почти неосвещенным «аппендиксом» за ней, полузакрытым стоявшим не совсем вплотную к стене шкафом. Я выглянула из-за него и увидела еще один небольшой коридор, довольно хорошо освещенный светом, шедшим из окна с противоположной от меня стороны. Справа от меня в его длинной стене виднелась еще недавно застекленная дверь – молочно-матовые осколки валялись рядом с ней, – а слева – распахнутая двустворчатая дверь в какое-то хорошо освещенное помещение, которое я не могла рассмотреть. Около этой двери на полу сидел Лаки, держа на коленях пистолет. Я тихо, боясь обратить на себя внимание врагов, позвала:

– Лаки, это Со, не стреляй.

Он поднял голову, оглянулся:

– Ты одна?

– Одна, наши внизу.

– Иди сюда. – Он не вставал, внимательно оглядывая коридор и держа пистолет наготове, слабо улыбнулся, увидев меня, и тут же помрачнел: – Ты знаешь, что отсюда нам не выйти?

– Догадываюсь. Но у нас есть время. Тебе нужно поесть и принять лекарства.

– Теперь уже без разницы. – Он грустно усмехнулся – обтянутый кожей скелет почти что подростка. – У меня осталось часа два, не больше.

– Ешь! – Я села рядом с ним, открыла тюбик с питанием, насильно сунула ему в руку, повторив: – Ешь!

Он послушно взял тюбик, жадно высосал его и улыбнулся:

– Дай еще. Кажется, я смогу продержаться.

– Держи. – Я протянула ему еще один тюбик, сама же распаковала аптечку. – Теперь лекарства. Сможешь повернуться?

– Коли в бедро, – он чуть спустил штанину, оголив ногу, – так проще.

Я протерла кожу, ввела лекарство.

– Другую. Фо сказала – три в первый раз.

– Ну, если Фо сказала… – Он, немного пьяный от еды, оголил другую ногу, потом повернулся плечом. – И еще сюда. Я вроде ожил…

Вдруг он резко обернулся, поднял пистолет, пуля выбила щепу из косяка двери.

– Что?! – Я не поняла, что произошло.

– Эти придурки не ожидали, что окажутся в мини-блокаде, тем более что я сюда доберусь. Периодически пытаются сунуться, думают, что у меня патроны скоро закончатся, но пока без толку, только работать мешают. У меня еще две обоймы, а их там всего пятеро, кажется, так что на всех хватит. Я сначала установкой занялся, пытался отключить, но пришлось сидеть и отстреливаться. Здесь дверь удачно сделана, они оттуда стрелять нормально не могут, а отсюда они – как на ладони. Мне нужна твоя помощь. Ты их стереги, а я попытаюсь отключить установку, вроде понял как. Сиди здесь и стреляй, если увидишь движение.

Лаки сменил обойму в пистолете, с трудом встал и пошел в дальнюю комнату, держась рукой за стену; я же взяла теплый от его ладоней пистолет и села поудобнее. Тяжелый он, придется двумя руками держать, но стрелять в нужном направлении смогу.

Мне становилось не по себе, все тело ныло, несильно, почти незаметно, но все же действуя на нервы. А потом заболели зубы. Почти у каждого человека есть хоть одна пломба или дырка в зубе. Когда зуб с дуплом, когда болит нерв – это почти невыносимо. А теперь представьте, что зуб начинает восстанавливаться, выдавливая пломбу, или расти на месте выдернутого. Это ничуть не лучше, чем обычная зубная боль, только что результат теоретически должен быть обратным – вместо дырки здоровый зуб. Но плакать от боли нельзя, потому что в руках пистолет, впереди дверь, через которую могут попытаться прорваться враги, а за спиной – друг, из последних сил пытающийся остановить поистине адскую машинку и надеющийся на тебя. Вслед за зубами заболели старые шрамы, давно забытые травмы, когда-то сломанная нога. Я сидела, сжав ноющие до невозможности зубы, и пыталась думать только о двери и пистолете. Движение, выстрел, срикошетившая от потолка пуля, и яростный мат – после рикошета она задела кого-то в коридоре, хотя и не сильно. Удаляющиеся шаги, можно на минуту отвлечься, переключиться на боль. Нет, лучше на мысли о том, что сделаю, когда выберусь отсюда. Интересно, парни смогли связаться с конторой? Что сейчас делает Фо? О ком волнуется? Ведь все мы, кроме Кью, сейчас здесь. Надо не забыть ввести себе лекарство. Откуда организм берет кальций для зубов? И почему совсем не хочется есть? Снова движение, но к двери сунуться побоялись. Что делает Лаки? И жив ли он? Звука падения не было, так что еще жив. Хорошо, значит, есть еще немного времени. Почему они так хотят вытурить нас отсюда, но сами не стреляют? Даже с их позиции это возможно. Но тогда на линии выстрела окажется часть их установки, виднеющаяся через дверь комнаты. Почему Лаки просто не разобьет ее? Она вроде не в корпусе и выглядит довольно уязвимой. Снова движение, и снова не подставляются под пули, сволочи.