жива, и возьму к себе. — Усмехнулся: «Где это — к себе? Слава Господу, что хоть сад в Котнаре под Яссами остался неразграблен».

6

Действующие лица собирались на сцене, чтобы разыграть очередную драму в назидание потомкам и ради вечной славы своей.

Спешно прибыл в Збараж князь Вишневецкий с двумя тысячами наемников, присланных ему Ракоци, и с восемью тысячами шляхты, которую он вооружил на деньги, взятые в долг.

У Фирлея, Лянцкоронского и Остророга было здесь собрано до пяти тысяч наемников и несколько отрядов шляхты.

Последним явился со своей хоругвью князь Корецкий, но, постояв с неделю, ушел в Люблин, где собиралось посполитое войско. Месяца не минуло, как писал князь Корецкий пану Хмельницкому письмо, в котором уверял гетмана, что он с ним одной мысли и готов ему служить, ибо мать и отец и весь род их были православной христианской веры. Хмельницкий, помня виселицы, которые князь поставил в своем городе, вернув его себе силой, с ответом не торопился. А в походе уже были его полки, и татары тоже стояли наготове. Не испытывая судьбу, отправился князь со своей хоругвью к прежним хозяевам в стан.

Невесело было в Збараже. Шляхта уже не хорохорилась. Слухи ходили самые невероятные и страшные, будто идет Хмельницкий на них во главе двухсоттысячного войска, да еще татар у него сто тысяч.

Слухи наверняка были ложные, однако так ли уж и ложные и так ли уж наверняка? Разъезды перехватывали грамоты Хмельницкого, посланные во все концы Украины, а в тех грамотах написано: «Все, кто в Бога верит, чернь и казаки, собирайтесь в казацкие громады».

И народ в громады шел. Одна из таких громад, окружив Киев, разбила уцелевшие католические монастыри, побросала в Днепр ксендзов, монахов, шляхтичей и шляхтянок. Говорили, что не менее трехсот душ отправили своевольники на тот свет.

Литовский гетман Януш Радзивилл уже начал беспощадную борьбу со своими белорусскими бунтарями и пришедшими им на помощь полками и громадами украинских казаков.

В Збараже было тихо, но неспокойно. Не только наемники, но и своеземное воинство требовало от командиров денег.

В Варшаву, в королевский дворец, мчались гонцы с единственной просьбой: «Ваше величество, извольте прислать денег, иначе войско разбежится. Оно уже разбегается. Ради Бога — денег. Как можно скорее — денег!»

— Они, хотят денег за спасение самих себя! Что за люди? — Король потрясал бумагами перед лицом канцлера Оссолинского.

Оссолинский взял из рук короля письма Фирлея, Вишневецкого, Остророга и других не менее великих мужей и в свою очередь показал королю только одно письмо.

— Это меня заботит не меньше.

Король прочитал отчеркнутое место: «Очень трудно достать шпиона между этой русью: все изменники! А ежели добудут языка, то, хоть жги, правды не скажет».

— Их милости хотят, чтобы король искал для них надежных шпионов?

— Их милости ни за что не хотят быть в ответе! — сказал в сердцах Оссолинский. — Князь Иеремия корчит из себя героя, но проиграл все сражения, в которых принимал участие.

— Вы думаете, мне следует самому возглавить военную кампанию?

— Но не раньше, чем князь Вишневецкий и его подпевалы получат еще один горький урок.

— Вы желаете ему поражения? — король поднял брови.

— Ваше величество, я думаю о судьбах родины не меньше князя Иеремии. Все эти паны и князья, хотя им крепко досталось на орехи, до сих пор не научились ценить по достоинству своего короля. Они должны понять наконец, что без короля все потуги решить кампанию в свою пользу несостоятельны.

— Я буду рад, если Фирлей, Вишневецкий и Лянцкоронский обойдутся своими силами, — сказал король.

— Против этого нового триумвирата идет Хмельницкий со всей Украиной, а с ним хан со всем Крымом. — Оссолинский посмотрел на короля строго, но и почтительно. — Вашей королевской милости следует поторопить сборы вашей королевской армии.

— Что ж, я готов, — сказал Ян Казимир. — Король — слуга у своего государства.

7

Королева была в восторге: ее новый муж — отважный человек, готовый нести крест солдата. Она подарила ему распятие и внедрила в число его слуг прелестную служанку для утех и для того, чтобы знать о короле и о королевских делах столько же, сколько знает он сам.

Король выехал из Варшавы 24 июня. 3 июля он был в Люблине, где собирались войска. Войска собирались медленно. Король вспомнил мудрые советы Оссолинского, и ему захотелось, чтобы канцлер в этот решительный час был рядом. Оссолинский получил генералиссимуса и вскоре прибыл в армию. 17 июля король двинул войска к Замостью. Здесь он подписал универсал о низложении Хмельницкого и о возведении в гетманы Войска Запорожского пана Забужского. За голову Хмельницкого назначалась награда в десять тысяч золотых. В другом универсале король обратился к крестьянам. Он приказывал им отложиться от Хмельницкого, обещал полное прощение и свою королевскую милость.

Универсалы были обнародованы 28 июля, когда жолнеры Вишневецкого и Фирлея вот уже неделю как ловили в Збараже кошек и собак, чтобы кинуть их в несчастный свой солдатский котелок.

Месяц тому назад, 29 июня, по лагерю Вишневецкого и Фирлея, словно шквал, пролетела короткая и страшная молва:

— Пришел!

Князь Иеремия, с Фирлеем и князем Дмитрием, поднялся на вал, где сам он устанавливал пушки, и теперь был горд уже тем, что казаки появились именно здесь, перед самым уязвимым местом обороны.

Князь Иеремия глядел на казаков в зрительную трубу, но и простым глазом было видно, что это — татарская конница.

8

Князь Иеремия сидел на барабане, опершись на золотой эфес своей длинной сабли. Перед ним со связанными руками стояли два шляхтича. Ночью из лагеря пытался удрать целый повет. Часовые дали по беглецам залп. Расстрелять надо было бы всех, но каждый человек в такой обороне на счету, однако оставить дело без наказания — только потворствовать трусам. Князь приказал сыскать зачинщиков. Дознание было скорое, выбрали двух покрикливей, связали, привели на суд князя.

— Мы все могли бы нынче сидеть по домам, ожидая прихода кровопийцы Хмельницкого, но мы — здесь, потому что думаем не о себе, а о спасении родины. Мы сознательно позволили полчищам казаков и татар окружить себя. Мы сковали все силы врага и даем возможность нашему королю прийти на поле брани и нанести басурманам и схизматикам смертельный удар. Я не знаю, когда придет король, но он придет вовремя. Наше дело — вымотать врага, посеять в его душе безнадежность и страх.

Князь Иеремия встал, окинул взглядом командиров.

— Я говорю это для всех, а не для этих преступников. Свою участь они решили сами.