она находилась на студенческой практике в Московской области.

В 1943 году Научная библиотека МГУ приобрела у Анны Альфонсовны огромную библиотеку А.Э. Вормса (около 11 тысяч томов). Под названием «Личная библиотека Вормса» это собрание хранится в Отделе редких книг и рукописей.

Дело № Р-39320[207]по обвинению Вормса Альфонса Эрнестовича

л. д. 5

Анкета арестованного

<…>

6. Профессия и специальность: юрист и экономист

7. Место службы и должность или род занятий: Германская концессия «Лаборатория Лео»[208], Москва, Ольховская 16

<…>

9. Социальное происхождение, род занятий родителей и их имущественное положение: служащий страхового общества

10. Социальное положение: служащий

а) до революции: преподаватель высших учебных заведений

б) после революции: с 1917–1929 – профессор 1 Моск.

Госуд. Университета, затем с 1929 – служащий в концессии <…>

16. Каким репрессиям подвергался при Соввласти: судимость, арест и др. (когда, каким органом и за что): не было

17. Состав семьи:

жена – Анна Дмитриевна, дом. хоз.

сын Георгий – студент;

дочь Ирина – студентка;

дочь Елена – студентка;

дочь Анна – ученица 9 класса десятилетки – все прожив. в моей квартире

Подпись арестованного А. Вормс [подпись] [подпись нрзб] 5.XI.1936

л. д. 8

Постановление

об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения

<…>

Город Москва, 1936 г. ноября 21 дня. Я, Самсонов, пом. нач. 12 отделения Особого отдела Главного Управления Государственной безопасности НКВД,

рассмотрев следственный материал по делу № 10923 и приняв во внимание, что гражданин Вормс Альфонс Эрнестович, 1868 год. рожд., русский гражданин СССР, достаточно изобличается в том, что

с 1926 по 1936 год передавал представителю одного из иностранных государств разведывательные сведения по различным вопросам советского хозяйства,

Постановил:

гр. Вормс Альфонс Эрнестовича привлечь в качестве обвиняемого по ст. 58.6 УК, мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда избрать содержание под стражей.

Пом. нач. 12 отделения ОО ГУГБ

лейтенант Государств. безопасности Самсонов [подпись]

Настоящее постановление мне объявлено «21» ноября 1936 г.

Подпись обвиняемого

А. Вормс [подпись]

л. д. 9

[Заявление]

Народному комиссару Вн. Дел

По предъявленному мне обвинению я признаю, что, будучи вовлеченным сов. герм. Посольства Хильгером[209], на базе моей работы в германских концессиях, в работе по сообщению ему сведений и представлению докладов по различным вопросам советского хозяйства, я на протяжении времени с 1926 по 1936 г. совершал действия, с точки зрения советского права являющиеся экономическим шпионажем.

Признавая свою вину перед Советскою властью и страною, я глубоко и честно раскаиваюсь в своих действиях и искренно прошу Советское правительство дать мне возможность загладить свою вину и тем заслужить снисхождение с его стороны.

О своих преступлениях я дал подробные показания.

21.11.1936.

А. Вормс

л. д. 10—12

[Заявление]

Народному Комиссару Внутренних Дел

В дополнение к моему заявлению от 21 ноября с. г. я сообщаю:

Сведения, которые были представлены мною в течение 1926 по 1936 г. представителям Германского Посольства в Москве, через Консульский его Отдел, сводились к следующим заключениям общего характера, не считая отдельных заключений по конкретным, частным случаям, подлежавшим заключению Консульского Отдела по вопросам о праве гражданства отдельных лиц, об обложении налогами германских граждан, о наследовании, о вывозе за границу приобретенного в СССР имущества, об опеке над малолетними и т. п.

1. В 1927 г. – заключение по вопросу об оплате покупок внешнеторговыми организациями иностранного оборудования в советской (червонной) валюте, причем мне был поставлен вопрос о возможных, в связи с такой оплатой, правовых осложнениях. Мое заключение сводилось к тому, что при отсутствии котировки червонца за границею, вероятно, будет поставлен вопрос о так наз. «золотой оговорке»[210], а также об исчислении цены имп. оборудования с повышением ее по особому соглашению. То и другое должно будет вызвать такие серьезные требования между договаривающимися сторонами, которые большею частью отпадают при исчислении цены в иностранных валютах, тогда еще не подвергавшихся девальвации. Поэтому я считал предпочтительной оплату продаваемого советским организациям оборудования в инвалюте. – Признаю, что в то время это заключение противоречило точке зрения и, б[ыть] м[ожет], интересам внешнеторговых организаций, но прошу учесть, что через 2–3 года сделанные мною выводы стал разделять сам НКВТ[211] и стал воспрещать покупку иностранного оборудования за советские червонцы.

2. Тогда же или, в 1928 г., мною, по поводу частного случая, но в общей форме, было дано заключение по вопросу о положении концессионных (германских) предприятий в СССР Оно сводилось к тому, что на основании фактов, известных и по моей работе в таких предприятиях, положение концессий в СССР неблагоприятно. Основанием к этому послужило то наблюдение, что Советское правительство уже стало отходить все более от политики т. наз. «НЭП», что лишало концессии, неизбежно сохранявшие уклад частных предприятий, источников дополнительного снабжения сырьем и т. п., тогда как импорт его все более суживался по валютным соображениям. Мой вывод отнюдь не был в общей форме неблагоприятен для советского хозяйства, а только для перспектив хозяйства концессионеров. Мне казалось, что в новом, строго плановом, в основе уже социалистическом хозяйстве организовывать концессии не представляется целесообразным. Отмечаю, что и в этом случае я, до некоторой степени, предвосхищал дальнейшую официальную точку зрения, хотя, во время его составления, заключение мое не соответствовало, б[ыть] м[ожет], установке Главного концессионного Комитета. Фактический материал я черпал только из своего делового опыта.

3. В связи с вопросом о толковании постановления Советско-германского договора от 12.10.1925 г.[212] об обязательстве СССР признать действие для него некоторых международных договоров (в начале текста договора), я в 1929 и 1931 г. дал обзор всех вообще международных соглашений, к которым примкнул СССР, с пояснением юридической природы признания международного договора в порядке внутреннего законодательства, в связи с конституцией СССР. Материалом мне служили издания НКИД, сборники, изданные Сабаниным и др. Думаю, что тут я и в своих выводах не расходился с официальной точкой зрения.

4. В 1932 г., в связи с повышением, в мае месяце, таможенной пошлины с вывозимых предметов старины и искусства до 100 % их оценки, я дал, по конкретному поводу, но в общей форме, заключение о всей системе постановлений договора 12.10.1925 г. и дополнительного к нему соглашения от декабря 1928 г. о пошлинах на вывозимое германскими гражданами имущество. Насколько мне известно, Германское Посольство, после некоторых колебаний, вызванных текстом дополнительного соглашения 1928 г., в котором был указан размер вывозной пошлины с предметов старины и искусства в 35 %, согласилось с повышением ее до 100 %.

5. После издания в 1931 г. нового положения об изобретениях я дал заключение о значении для германских граждан новых патентов на изобретения в связи с преимуществами, предоставленными им договором