они кажутся единственным решением. Но это — самая большая ошибка…

Ветер, налетев резким порывом, разметал по ее плечам белоснежные пряди.

— Тот, кто слишком на них помешан, — даже не поежившись, продолжила она, — в итоге становится слугой тех, кто им эти блага раздает. А значит, в попытке стать сильнее становится еще слабее и зависимее. Неважно, что они показывают снаружи, важно, что так у них внутри…

Мой взгляд невольно выцепил мужчину у открытого окна в офисе напротив. Докурив, он швырнул окурок вниз, а затем уставился ему вслед, словно раздумывая, не составить ли компанию. Однако, заметив нас, торопливо развернулся и ушел.

— По-настоящему сильные люди, веками всходили на эшафот за свои идеи и убеждения. Но не было еще ни одного человека, готового добровольно умереть ради своих денег. Покойникам они не нужны — и это ограничивает их власть…

Усилившись, ветер ударил нам прямо в лицо, и я вдруг впервые задумался, а чувствуют ли они, бессмертные демоны и ангелы, то же, что и мы. По тому, как отрывисто Би забросила за спину выбившуюся прядь, я понял что чувствуют — и этот ветер, и эту горечь — для нее они были такими же настоящими, как и для меня.

— Поэтому мы с ней никогда друг друга не поймем, — словно отвечая самой себе, добавила Би. — Она думает, что деньги определяют все, и не хочет видеть того, что они не определяют. Ей их всегда мало, и интересуют ее только они.

На миг замолчав, она скользнула задумчивым взглядом по веренице машин внизу.

— И если посмотреть на этот мир, такой, каким он стал сейчас, то кажется, что она права… — а потом вдруг улыбнулась. — Но мы-то знаем, что это не так!

Оттолкнувшись от перил, Би стремительно развернулась.

— Пойдем, малыш, нам здесь больше нечего делать!

Ветер ударил нам в спины на прощание. Вместе мы покинули террасу и спустились обратно в коридор. Не сбавляя шага, Би решительно повела меня к лифту, явно показывая, что не собирается оставаться здесь ни мгновения.

— Ну, — я покосился на закрытую дверь в зал, за которой раздавался еле слышный голос распорядителя торгов, — я вообще-то Лере обещ…

— У нее, — немного нетерпеливо перебила Би, — есть кому о ней позаботиться. И потом, прийти сюда — ее личный выбор.

Я нахмурился. Ну конечно, личный или Люци заставила? Вообще-то фамильяру не так уж и легко спорить с собственным демоном. На личном опыте знаю.

— Вот и ты не спорь со своим, — с нажимом произнесла Би. — Завтра с ней встретишься. Или с кем-нибудь другим. У тебя их теперь много.

Настойчивость, с которой она пыталась меня увести, казалась странной. Опережая мой новый вопрос, рядом скрипнула дверь и широко распахнулась. Из зала, чуть не врезавшись в меня, вышел тот самый школьник, с которым Би говорила перед торгами, и остановился прямо перед нами, будто перегораживая путь.

— Госпожа Беатриче, — улыбнулся он, — разрешите вас на два слова.

— Что, прямо сейчас? — она помрачнела.

— Сейчас, — кивнул он, — идеальное время…

Би с легкой досадой повернулась ко мне.

— Подожди меня внизу.

Вместе они прошествовали к лестничному проему, ведущему на пустую террасу. Оставшись один, я озадаченно проводил их глазами. А в харизме этому мальчишке не откажешь, как и в смелости. Интересно, чей он фамильяр?

— Последний лот на сегодня, — донеслось из открытой двери, — Лера. Певица, композитор, автор песен. Девятнадцать лет…

Слушая, как перечисляют Лерины достижения, я зашел в зал. В конце концов, Би с ее навыками найдет меня везде — вот уж точно от кого не спрячешься.

На сцене, не вертясь и не красуясь, с напряженным видом стояла Лера, словно ее зажало невидимыми тисками, и вымученно улыбалась. Судя по ее настрою, не один я догадался, что оказаться последней здесь все равно что попасть на позицию списанного товара. Решив не искать новое место, я встал там же, откуда наблюдал за происходящим в начале вечера.

— Дебютный альбом стал платиновым. На счету всего три альбома, — бесстрастно перечислял парень на сцене. — В перспективах новый альбом и несколько коллабораций, крупный рекламный контракт и международное турне…

— А это не слишком? — протянул один из ангелов по соседству. — В их-то ситуации?

— Ну это ж Люци, — ухмыльнулся другой. — Эта стерва даже позориться будет до последнего!

Я поморщился — а я и забыл про этих комментаторов. Лера на сцене глубоко вдохнула, будто пытаясь зачерпнуть побольше воздуха напоследок.

— Лот установил сорок процентов возврата. Напоминаю, — добавил распорядитель, — у желающих вложиться будет только одна минута.

— Хороший процент, — заметил рядом первый ангел.

— Еще одно доказательство, что они в отчаянии, — цинично бросил второй. — Сейчас в нее вложится только дурак. Хотя уж пара-то дураков всегда найдется…

Над сценой загорелось табло, и в левом окошке побежало время. Прошла одна секунда, две, три — а в правом окошке до сих пор светился ноль. Пять, шесть, семь — и по-прежнему ничего. Выдохнув, Лера нервно вскинула глаза и тут же уставилась себе под ноги, сжав кулаки и перестав улыбаться.

“00:47”, “00:46”, “00:45”… Этот горящий ноль словно гипнотизировал толпу, и никто не спешил его разбавить. Ни тысячей, ни сотней, ни десятком — ни даже хотя бы одной-единственной единицей. Где-то на двадцатой секунде от начала раздался грозный стук каблуков, и на сцену взбежала Люци.

— Семьдесят! — отобрав микрофон у растерявшегося парня, выдала она. — Семьдесят процентов возврата!

Не поднимая глаз, Лера еще сильнее стиснула кулаки. Выкрик демоницы растаял в тишине зала, ничего не изменив. В светящемся окошке по-прежнему был ноль, и только время безжалостно убывало на таймере. Люци сжала микрофон так, словно готова была переломить.

— Надо же, — фыркнул рядом второй ангел, — Демон Гордыни совсем потеряла гордость!

— Без благословения ее фамильяру конец, — бесстрастно-равнодушно, будто говорил о растворении сахара в чае, отозвался его сосед.

— Еще бы! Люци ж ее лично сожрет! Даже забавно будет посмотреть…

Забавно?! Я резко развернулся. Вы же ангелы, вы же, суки, должны быть добрыми!

— Так может, поощрить ее? — мрачно бросил я.

Оба изумленно вскинули брови, глядя на меня как на таракана, который внезапно вылез на стол и попросил его покормить. Затем соскользнув с моего лица, сразу две пары холодных глаз замерли на скалящемся анимешном чертике.

— Конечно, понимаю, — поморщился второй ангел, — что эта игрушка делает тебя борзым, но права слова не дает…

— И что вы с этим сделаете? — с нажимом спросил я.

— Тут не место для споров, — вмешался первый. — Все решения принимаются только там, — он показал на сцену.

Тон звучал настолько категорично, будто