Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На его секретарше было темно-зеленое платье, по-пуритански наглухо застегнутое, но при этом очень даже соблазнительно обтягивающее фигуру. И фигура, к слову сказать, оказалась очень соблазнительная, и ноги длинные, и лодыжки узкие. В женских ногах ему всегда нравились именно узкие лодыжки, а если еще в сочетании с высокими каблуками…
Серебряный пришел в себя, лишь когда за его секретаршей захлопнулась дверь офиса. Что это на него нашло? Женских ножек он мало, что ли, видел? Да у него каждая вторая любовница — модель, а каждая первая — фотомодель. Да у них ноги — загляденье, и попы, и бюсты. А у этой пигалицы только и достоинств, что узкие лодыжки…
Серебряный достал сигареты, задумчиво закурил. Обычно он никогда не курил перед офисом, только у себя в кабинете, но сегодня вдруг решил сделать исключение. В конце концов, до начала рабочего дня еще целых двадцать минут.
— Пойду, пройдусь, — сказал он Степану.
— А что мне делать? — спросил тот.
Серебряный легкомысленно пожал плечами:
— До обеда ты мне не понадобишься. Если хочешь, навести Аннушку.
— Спасибо, Иван Матвеевич! — Степан нырнул обратно в машину, «Лексус» утробно зарычал и рванул с места.
Несколько секунд Серебряный постоял в раздумье и вместо офиса направился к скверу. Узкая аллейка была усыпана созревшими каштанами. Наступила каштановая пора, самый любимый его сезон. Он и осень-то любил исключительно за эту пору. Еще с самого детства все его карманы были забиты каштанами. Только спустя годы, когда его статус вырос до заоблачных высот, Серебряный как-то позабыл об этой своей детской привычке. А теперь вдруг вспомнил.
Оглядевшись, чтобы, не дай бог, кто-нибудь не заметил, он присел на корточки, собрал пригоршню прохладных, маслянисто блестящих каштанов, рассовал по карманам пиджака. Карманы тут же непрезентабельно оттопырились, но он почему-то почувствовал себя почти счастливым, как в самом раннем детстве. Чувство это было таким непривычным, практически забытым, что по спине побежали мурашки. Серебряный недоуменно улыбнулся, выбросил в урну недокуренную сигарету, подобрал с земли еще несколько каштанов и направился к офису.
Ей наконец-то удалось прийти на работу раньше Большого босса — маленькая, но приятная победа. Маша прошла в его кабинет, включила кондиционер, сполоснула и насухо вытерла пепельницу. Она едва успела управиться и чинно усесться за свой стол, когда в коридоре послышались шаги.
— Доброе утро, Мария Андреевна!
— Здравствуйте.
Это было нечто — Большой босс улыбался. Улыбка, широкая, по-мальчишески беззаботная, до неузнаваемости изменила его худое желчное лицо. Теперь, увидев, как он улыбается, Маша смогла поверить девочкам из бухгалтерии, утверждавшим, что Серебряный — душка.
— Вы сегодня прекрасно выглядите. — Кажется, этим утром он решил добить ее окончательно.
— Спасибо. — Маша почувствовала, что краснеет.
— Вам очень идут платья…
Она уставилась на оттопыренные карманы его пиджака и потрясенно молчала. Наверное, нужно было сказать что-нибудь остроумное, что-нибудь про дресс-код, но у нее от удивления язык прилип к нёбу.
— Если бы это было в моих силах, я бы приказал вам приходить на службу исключительно в юбках.
— Ничего не получится, я уже купила два брючных костюма. — Она наконец обрела дар речи.
— Оперативно. — Серебряный продолжал улыбаться, перекатывая в левой руке два каштана.
— Я стараюсь.
— Что стараетесь — угодить начальству?
Маша никак не могла понять, издевается он или говорит серьезно.
— Соблюсти дресс-код.
— Дался вам этот дресс-код. — Он рассеянно посмотрел на каштаны в своей руке.
— Вы же сами велели.
— Я погорячился.
— Это извинение?
— Это констатация факта. Послушайте, Мария Андреевна, — Серебряный сунул каштаны в карман, уперся руками в ее стол, посмотрел внимательно и насмешливо одновременно, — а почему я обращаюсь к вам по имени-отчеству, а вы ко мне никак не обращаетесь? Не помните, как меня зовут?
— Помню, — сказала она осторожно.
— Тогда в чем дело?
— Хорошо.
— Что хорошо?
— Хорошо, Иван Матвеевич, я буду обращаться к вам по имени-отчеству.
Серебряный радостно улыбнулся, точно решилась одна из его самых насущных проблем.
— А как насчет юбок? — спросил вдруг.
— Я постараюсь.
— Что постараетесь?
— Постараюсь соответствовать вашим представлениям о том, как должна выглядеть секретарша.
— Уж вы постарайтесь, Мария Андреевна!
— Всенепременно!
— Кофе сварите?
— Сварю.
— У вас очень вкусный кофе. Я такой еще никогда не пил, — сообщил он доверительным шепотом.
Маша вежливо улыбнулась в ответ. Определенно, с ее шефом — беда. Может, он головой повредился? А иначе с чего бы ему так меняться? Она встала из-за стола, протиснулась мимо Серебряного, который, как обычно, не подумал посторониться, и вышла из приемной, кожей чувствуя на себе изучающий взгляд босса.
Собранные в сквере каштаны оттягивали карманы пиджака. Чувствовать их тяжесть отчего-то было приятно. Серебряный нахмурился.
Что это с ним такое? Хорошо хоть, никто не видит, как он тут флиртует со своей секретаршей.
А она хорошенькая. Особенно когда смущается. И уши у нее такие… маленькие и розовые… и пахнет от нее кофе с ванилью…
Серебряный тряхнул головой, прогоняя наваждение. «У нее есть собака, огромная, злобная псина, — напомнил он себе. — Эта женщина любит собак. Уже только поэтому у вас с ней не может быть ничего общего».
«А еще у нее есть ребенок, а у ребенка есть отец», — шепнул внутренний голос.
К тому моменту, когда кофе был сварен, князь Серебряный стал прежним. Он больше не улыбался, с сосредоточенным видом смотрел в монитор.
— Спасибо, — сказал босс, не отрываясь от работы, — мне бы пепельницу…
Она осмотрелась — до краев заполненная каштанами пепельница стояла прямо под его носом.
— Каштаны выбросить? — спросила она.
— Я вам выброшу! — Серебряный оторвался от компьютера.
— А что мне с этим делать?
— Пересыпьте куда-нибудь.
«Вот отчего топорщились его карманы, — подумала Маша, пересыпая каштаны в вазочку из-под конфет, — он набил карманы каштанами. С ума сойти!»
* * *
С того самого «каштанового» дня на работе у Маши все наладилось. Даже отношения с Его Княжеством выправились. Она проработала в фирме три месяца, освоилась, приловчилась, даже стала получать от своей работы некоторое моральное удовлетворение.