Ее разговор с господином Нейбом я бессовестно подслушивала под дверью его кабинета. Управляющий сначала спокойно выслушал Арру, немного помолчал и только потом поинтересовался весьма недовольным тоном:

– То есть вы предлагаете мне врать генералу о том, что у него будет ребенок?

– Не врать. Просто не говорить, – уточнила Арра. – Пока. Не думаю, что он станет спрашивать вас в одном из писем, не беременна ли Мира. А так… Может быть, война скоро закончится, он приедет и сам все узнает.

– А если война скоро не закончится? Вы понимаете, что я пишу ему о происходящем здесь раз в неделю? Предположим, я промолчу один раз, два… Но потом мое молчание станет сознательным обманом. И никого из нас по головке не погладят за него. Я уже не говорю о том, что ему стоит узнать обо всем сейчас, когда еще можно…

– Вы же не думаете, что Оллин захочет убить своего ребенка? – возмутилась Арра таким тоном, что даже у меня сердце екнуло. – Если так, то вы его совсем не знаете!

– Нет, я не думаю, что он может принять такое решение, – тут же сдал назад Нейб. – Но он будет недоволен тем, что мы приняли решение за него. Он предпочитает все контролировать сам.

– Господин Нейб, – тон Арры вдруг совершенно переменился: холодная, сдержанная экономка исчезла, осталась женщина, которая говорит о чем-то очень для нее важном, – поймите вы. Мира просто хочет сказать ему об этом сама. Глядя в глаза, видя его реакцию. Для нее это важно, понимаете? Она бесправная рабыня. Его слово – это все, что у нее сейчас есть. Его слово и его чувства. Ей нужно сказать о ребенке самой. Я уверена, Оллин обрадуется новости достаточно сильно, чтобы забыть обо всем остальном. Он не разозлится на вас.

В кабинете повисло молчание, во время которого сердце в моей груди то замирало, то заходилось в бешенном ритме. Наконец Нейб уронил:

– Хорошо. Только из уважения к вам, Арра. И, естественно, если вы готовы взять на себя всю ответственность за возможные последствия.

Арра заверила, что она готова, а у меня от облегчения едва не подкосились колени. Да и вообще накатила такая слабость, что мне пришлось лечь.

К счастью, приглашенный Нейбом доктор, осмотрев меня, пришел к выводу, что со мной все в полном порядке. А через пару дней его слова подтвердил и специализирующийся на медицине маг, поводив надо мной руками. Велел хорошо питаться, чаще бывать на свежем воздухе, реже нервничать, а в остальном разрешил жить обычной жизнью.

Я упросила его заодно осмотреть и Глена. Мое участие удивило обоих. После осмотра маг заявил, что у Глена есть некоторые проблемы, но сейчас они в той стадии, когда еще можно вести полноценную жизнь. Когда лакей объяснил, что ему после последнего осмотра давали не больше года жизни, он только равнодушно пожал плечами.

– Я вижу то, что вижу. В вашем теле есть очаг болезни, которая может пожрать вас живьем. Но сейчас оно дремлет и не станет вас тревожить. Все может измениться в любой день, но пока именно так.

Маг ушел к господину Нейбу за оплатой визита, а Глен с подозрением уставился на меня, едва дверь за ним закрылась.

– Это ты как-то сделала?

– Нет, конечно! – попыталась отвертеться я, но мне было очень трудно подавить счастливую улыбку.

– Я был болен почти два года. А потом рассказал обо всем тебе – и вот меньше месяца спустя я почти здоров. Таких совпадений не бывает. Таких чудес не бывает!

– Ну, сам посуди: что я могла сделать? – я выразительно посмотрела на него. – Я ведь не целительница и не маг.

Глен медленно кивнул, но по его глазам я поняла, что он мне не поверил. Но он хотя бы понял, что не нужно вслух приписывать мне свершившееся чудо.

А я решила, что теперь достаточно иногда варить и зашептывать ему шоколад, а не готовить всю еду. Все равно теперь не хватило бы времени и сил, поскольку Арра под чутким руководством обычного и магического докторов разработала для меня новое расписание дня. И не слушала возражений.

Да я и не возражала. Мне было очень приятно, что кто-то обо мне так заботится. Впервые с тех пор, как умерла мама. Пожалуй, теперь Арра Холт могла стать сестрой и мне. За что очень хотелось ее отблагодарить, но тут следовало подойти к шепоту с умом. Что-то внутри подсказывало мне, что я не должна заставлять ее просто забыть все с ней случившееся. Забыть – это не выход, это бегство. Мне нужно было сделать так, чтобы воспоминания не причиняли ей боль. Тогда она сможет не только жить дальше, но и стать по-настоящему счастливой. Поэтому слова для такого шептания я подбирала долго и осторожно.

Время шло. Пролетела осень, и наступила зима, которая здесь оказалась малоснежной. Даже к концу первого ее месяца снег лишь ложился на землю тонким покрывалом, после чего сразу таял. Дни стали совсем короткими, и жизнь в имении Шелтера почти остановилась.

А в Палии все шла война, за которой мы по-прежнему внимательно следили по газетам. И хотя мне все советовали не нервничать, я только этим и занималась, потому что спать спокойно не получалось. Я часто просыпалась по ночам, прислушиваясь к тишине и надеясь услышать в ней мотор повозки или хлопок двери. А днем снова и снова пыталась дотянуться сознанием до Шелтера, но у меня по-прежнему не получалось.

И вот на исходе второго месяца зимы газеты наконец сообщили: Палия подписала капитуляцию.

* * *

Мы не ждали возвращения Шелтера раньше, чем через неделю после этой новости. Ему как минимум требовалось время вернуться в столицу, явиться к Магистру, «отпраздновать» очередную победу с друзьями. Только после этого он мог вернуться. Однако мы ошиблись.

Пять дней спустя, вечером, мы сидели с Аррой в малой гостиной. Мне нравилось проводить вечера именно здесь, потому что вся эта комната ассоциировалась у меня с Шелтером. Арра теперь почти всегда составляла мне компанию, одновременно развлекая и приглядывая за мной. Она пыталась учить меня то шить, то вышивать, то вязать, но у меня все выходило грубо и некрасиво. В прежней жизни мне было некогда заниматься рукоделием, проще было снести вещи к швее и заплатить ей денег, если требовалось сделать что-то аккуратно. Или просто наспех прихватить нитками, когда красота была не нужна.

Теперь же у меня хватало свободного времени, и я искренне пыталась научиться чему-то. Но иголка, как и спицы, меня за что-то невзлюбили. Может быть, поэтому я и услышала мотор подъехавшей повозки первой. Арру слишком поглотило ее рукоделие, а я больше мучилась, чем работала.

– Кажется, кто-то приехал…

Она вскинула на меня удивленный взгляд, прислушалась, но теперь в вечерней тишине слышалось лишь потрескивание огня в камине.

– Тебе показалось, Мира. Он приедет дня через два, не раньше. Надо еще немножко потерпеть.

Я кивнула и вернулась к вышивке, но не усидела на месте и полминуты.

– Я все-таки посмотрю.

И торопливо вышла из комнаты. Живот хоть уже и стал заметен, пока не доставлял мне никакого дискомфорта, а в платьях более свободного кроя, на которые я перешла, далеко не сразу бросался в глаза.