– Что случилось? – выкрикнула она. – Что случилось, ты спрашиваешь?

Иван приблизился к ней, подошел вплотную и увидел, что все лицо ее залито слезами, что тушь размазана по глазам, а руки ее дрожат от волнения. Ирина хватала вещи и пихала их в сумку, не глядя, не складывая их, не боясь измять или сломать.

– Нет-нет-нет, я тебя никуда не пущу! – прокричал Иван, хватая Ирину за руки, вырывая у нее из рук пиджак, кофту, телефон и какие-то бумаги. – Ты с ума сошла?

– Я сошла с ума, да! Давно! И, знаешь, я никогда не была нормальной. И вообще, я сошла с ума, когда согласилась остаться тут. Нужно же было быть такой идиоткой.

– Что я сделал? Что за муха тебя укусила! – крикнул Иван уже зло, так как Ирина, ничего не замечая, продолжала тянуть за выхваченные им тряпки, а затем плюнула, кинула сумку на пол и бросилась к двери.

– Отойди, слышишь? – прошипела Ирина, когда Иван перегородил ей проход и силой удержал ее рядом, прижал к себе.

– Ира, послушай…

– Отошел! – рявкнула она и пнула его по ноге.

– Ты так спешишь убежать, почему? – спросил он, игнорируя боль в голени. Он схватил Ирину за плечи, одним рывком развернул к себе и заглянул в ее обезумевшие, блестящие изумрудные глаза. – Почему ты плачешь?

Он совершенно протрезвел, запутался – и в ней, и в себе, и в этой странной потасовке, и в ее немедленном желании уйти. Его щека еще горела от удара, а ее прекрасные глаза метали молнии, разряда в которых могло хватить, чтобы испепелить город.

– Ты делаешь мне больно! – прорычала она, дергаясь и вырываясь без особенного успеха. Мужские руки держали ее крепко, даже отчаянно.

– Ты мне тоже, – прошептал он, и Ирина замерла, потрясенная. Ее губы приоткрылись, глаза распахнулись, она перестала вырываться и посмотрела на Ивана так, словно видела его впервые. – Ты сказала, что не придешь ночевать. Я думал, у тебя кто-то есть. Каждый день я схожу с ума, боясь, что ты уйдешь. Ты слышишь? Василиса Премудрая!

– Ты спятил. Я не… этого не должно было случиться… Ты не должен был писать с меня этот чертов портрет. Мне нужно уйти, я не могу остаться, не могу допустить…

– Чего? Чего ты не можешь допустить, Ира? – спросил Иван. – Вот этого?

И он склонился к ней, большой, широкоплечий медведь, светловолосый повеса, влюбленный Ромео, – он прижал ее к себе еще сильнее, словно пытался вдохнуть ее полной грудью. Его губы нашли ее дрожащие губы, а когда он поцеловал Иру, почувствовал вкус соли, вкус слез на губах девушки.

Она не отпрянула, не сопротивлялась, не отступила. Напротив, Ирина подалась вперед, обхватила Ивана за плечи, вцепилась в них своими тонкими пальцами и ответила на его поцелуй с неожиданной страстью. Она мечтала поцеловать его, попробовать на вкус, думала о нем каждый раз, когда видела его внимательное, сосредоточенное лицо, погруженное в работу. Он был с ней, писал ее портрет, и порой это было даже более чувственно, опьяняло ощущением близости на уровнях, о существовании которых Ирина даже не догадывалась.

Такое было с нею впервые.

Она поклялась себе, что ни одним движением, ни одним словом не выдаст своих чувств. Просто знакомый художник напишет ее портрет, а потом забудет ее. Теперь об этом не было и речи. Руки Ивана, сильные и жадные, проникли под блузку и ощупывали, гуляли по Ириной спине, плечам, тонкой лямке ее бюстгальтера, и каждое движение отдавалось жаром в области солнечного сплетения. Соски напряглись, а губы сами тянулись навстречу, отдаваясь ненасытному, истомленному жаждой рту. Иван закрыл глаза и простонал, так искренне и так просто признаваясь ей в капитуляции.

Чемезов мечтал о ней каждую минуту того времени, что она провела в его модельном кресле, каждый набросок, где он рисовал ее голой, когда она не видела (о, это страшный секрет!). Он хотел ее, надеялся и одновременно боялся не дойти до этого момента.

– Вот мы и перешли на «ты», – тихо засмеялся он, взяв Иринино лицо в свои ладони. – Ты совершенно волшебная, знаешь это?

– Рано или поздно тебе придется отойти от меня, и тогда я сбегу.

– Раз так, я никогда не отойду, – пообещал он и подхватил Ирину на руки. – Скажи, что не так, и мы все исправим.

– Разве ты не знаешь, Иван, что иногда вещи просто невозможно исправить?

– Значит, не надо их ломать, – прошептал он, прижимая к себе Ирину. Он подошел к неразложенному дивану, задыхаясь от предвкушения того, о чем он и не думал еще несколько часов назад. Отпустил Ирину, поставив ее на пол, удерживая за плечи и продолжая смотреть на нее с опьяняющей нежностью. Один шаг – и они свалятся в пропасть, они ведь так любят летать, все так любят полеты, и никому нет дела, что там, внизу, – острые камни, бурные воды, там неизвестность. Ирина приподняла подбородок и внимательно, с беспокойством посмотрела в глаза Ивану.

– Этого слишком много для меня… я не могу, я просто не могу, – прошептала она, и Иван покачал головой.

– Не надо, не говори ничего. Я ни на чем не настаиваю. Я так испугался, что ты уйдешь. Обещай мне, что не уйдешь.

– Я ничего не могу обещать. Каждый день я сражаюсь с желанием остаться, каждый раз проигрывая, – пробормотала Ирина.

– В этом сражении я не на твоей стороне, – прошептал Иван, запустив руки в свою светлую, уже чуть выгоревшую на летнем солнце шевелюру. Затем он протянул Ирине руку, усадил ее к себе на колени, обнял и принялся укачивать, как ребенка. Он целовал ее волосы, говорил о том, что он все понимает, что ни на чем не настаивает, но ведь может же мужчина мечтать.

– У тебя от меня будут одни только беды, – прошептала Ирина, сонная и счастливая, вопреки всему.

– Почему? – спросил он, нежно прикасаясь губами к уголку ее рта.

Ирина вдохнула так глубоко, как только была способна. Ей нравился его запах, сила рук, напряженные плечи, большое, сильное тело, охваченное желанием обладать ею. Она раскрыла губы, позволила его языку проникнуть внутрь, завладеть ее ртом, утолить жажду, наполнить ее тем же желанием, что сжигало и его самого. Мужчина и женщина, рука к руке, тело к телу. Что может быть естественнее?

– Потому что… у всех нас есть прошлое, – прошептала она, когда Иван оторвался от нее с сожалением. Он посмотрел – невысказанный вопрос светился в его серых глазах. – Нет, я не могу. Не нужно. Я расскажу – и ты станешь частью этого прошлого, разделишь со мной мою ношу.

– А ты бы не хотела этого? – удивился Иван.

– Нет, не хотела бы. Поверь, так будет лучше.

– Я не думаю, – покачал головой Иван.

– Тогда поцелуй меня еще и не думай ни о чем, – пробормотала Ирина и улыбнулась. Иван склонился к ней и принялся целовать ее в губы. Они целовались еще долго и болтали о чем-то, о том, что ездить за рулем пьяным – это преступление и что Ирина в случае чего самолично сдаст Ивана полиции. Он клялся, что никогда больше и что, вообще-то, не имеет такой привычки, просто не мог он не приехать, не увидеть ее, не вернуться к ней.