Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я тоже так думал, мистер Паттерсон. – Вид у Мейвенса был откровенно расстроенный. – Но проблема в том, что вы не выполнили соглашение. И «Наш мир» в целом – как корпорация. И в особенности один конкретный сотрудник. Вот поэтому я здесь. Как только я услышал об этом деле, я сразу задал себе вопрос: не могу ли я быть полезен. Полагаю, у меня здесь особый интерес.
Хайрем с тяжестью в голосе осведомился:
– О каком деле речь?
Мейвенс вытащил из портфеля лист бумаги, похожий на обвинительный протокол.
– Вот тут внизу написано, что IBM предъявляет «Нашему миру» обвинения в нарушении правил фирменных секретов, изложенных в акте тысяча девятьсот девяносто шестого года «О промышленном шпионаже».
Иск подписан директором научно-исследовательской лаборатории Томасом Дж. Уотсоном. Мистер Паттерсон, мы имеем основания полагать, что червокамера была использована для нелегального доступа к результатам фирменных исследований IBM. Речь идет об изобретении под названием «Программное обеспечение подавления синестезии, вызванной применением техники виртуальной реальности». – Он оторвал взгляд от документа. – Это понятно?
Хайрем вперил взгляд в Бобби.
Бобби сидел замерший, охваченный противоречивыми чувствами. Он не понимал, как ему следует реагировать, что говорить.
Кейт спросила:
– У вас есть подозреваемый, да, специальный агент?
Представитель ФБР задержал на ней взгляд и печально произнес:
– Полагаю, вам уже известен ответ на этот вопрос, мисс Манцони.
Взгляд Кейт выразил непонимание.
У Бобби вырвалось:
– Вы имеете в виду Кейт? Это глупо.
Хайрем стукнул кулаком по ладони другой руки.
– Я так и знал. Я знал, что от нее только и жди беды. Но я никак не представлял себе, что она зайдет так далеко.
Мейвенс вздохнул.
– Боюсь, что к вам ведет слишком явный след, мисс Манцони.
Кейт полыхнула румянцем.
– Если это так, то это подстроено.
Мейвенс отозвался:
– Вы будете арестованы. Надеюсь, обойдется без лишних хлопот. Если вы посидите тихонько, «Поисковик» зачитает вам ваши права.
Кейт широко раскрыла глаза. Голос, не слышный для других, зазвучал у нее в ушах.
Хайрем сел рядом с Бобби.
– Не отчаивайся, сынок. Вместе мы это переживем. И чего ты только пыталась добиться, Манцони? Сделать под Бобби еще один подкоп? Не для того ли все это было затеяно?
На лицо Хайрема легла угрюмая маска, оно лишилось чувств, на нем не осталось ни следа от гнева, жалости, облегчения – и даже радости победы.
И в это мгновение распахнулась дверь. На пороге стоял Давид.
Он улыбался от уха до уха, его внушительная фигура заполняла весь дверной проем, а в руке он держал скатанный в трубочку софт-скрин.
– Я сделал это, – сказал он. – Господь свидетель, я это сделал… Что тут происходит?
Мейвенс начал:
– Доктор Керзон, было бы лучше, если бы…
– Не имеет значения. Чем бы вы тут ни занимались, это не имеет никакого значения. По сравнению с этим. – Он положил софт-скрин на стол и расправил. – Как только все получилось, я сразу помчался сюда. Вы только взгляните!
На экране софт-скрина красовалось нечто внешне похожее на радугу, только в этой радуге присутствовали исключительно черный, белый и серый цвета. Неровные полосы света изгибались дугами и искривлялись на черном фоне.
– Немного рябит, – объяснил Давид, – но все-таки это изображение эквивалентно по качеству снимкам, полученным первыми зондами NASA еще в семидесятые годы.
– Это Сатурн, – зачарованно произнес Мейвенс. – Планета Сатурн.
– Да. Мы видим перед собой кольца. – Давид ухмыльнулся. – Я выставил фокус червокамеры в миллиарде с половиной километров от Земли. Здорово, правда? Если приглядеться повнимательнее, можно рассмотреть даже парочку спутников – вот здесь, в плоскости колец.
Хайрем радостно расхохотался и крепко обнял Давида.
– Бог мой, какая классная чертовщина!
– Да. Да, так и есть. Но это не важно. Больше не важно.
– Не важно? Ты шутишь?
Давид принялся яростно нажимать на клавиши софт-скрина.
Изображение колец Сатурна исчезло.
– Я начну преобразования отсюда. Все очень просто. Это Бобби подсказал мне. Я просто не мыслил в таком направлении. Если я сокращаю пространственноподобный интервал на пару метров, тогда остальная часть «червоточины» уподобляется времени…
Бобби наклонился к экрану. Теперь на софт-скрине появилось настолько же зернистое изображение гораздо более приземленной сцены. Бобби сразу узнал это место: это был рабочий кабинет-выгородка Давида в «Червятнике». Давид сидел там спиной к объективу, а рядом с ним стоял Бобби и заглядывал через его плечо.
– Вот так – легко и просто, – тихо и зачарованно проговорил Давид. – Правда, придется погонять, провести несколько экспериментов, тщательно все рассчитать…
Хайрем не понял.
– Но ведь это всего-навсего «Червятник». Что такого?
– Ты не понимаешь. Эта новая «червоточина» имеет точно такую же, скажем так, длину, как предыдущая.
– Как та, с помощью которой мы добрались до Сатурна.
– Точно. Но вместо того чтобы расширять ее и доводить ее размеры до восьмидесяти световых минут…
Мейвенс закончил фразу за него.
– Я понял. «Червоточина» преодолевает восемьдесят минут.
– Вот-вот, – кивнул Давид. – Уходит на восемьдесят минут в прошлое. Послушай, отец. Ты смотришь на меня и Бобби, и это происходит за мгновение до того, как ты вызвал его сюда.
Хайрем широко раскрыл рот от изумления.
Бобби показалось, будто все вокруг него поплыло, странно и неведомо преобразилось, как будто в голове у него включился новый чип. Он посмотрел на Кейт, а та словно бы съежилась – испуганная, шокированная.
А Хайрем, напрочь забыв обо всех своих бедах, сразу понял все, что вытекало из случившегося. Он уставился в пространство:
– Интересно бы узнать, сколько народа сейчас за нами подглядывает?
Мейвенс оторопело проговорил:
– Какого еще народа?
– Из будущего, – отозвался Хайрем. – Не уловили? Если он прав, то это поворотный момент в истории. Этот момент, здесь и сейчас, – изобретение этого… этого объектива прошлого. Может быть, воздух вокруг нас просто-таки кишит фокусами червокамер, в окуляры которых смотрят историки будущего. Биографы. Агиографы. – Он запрокинул голову и осклабился. – Что, глазеете на меня? Да? Помните, как меня зовут? Я – Хайрем Паттерсон! Ха! Смотрите, что я вытворил, тупицы вы эдакие!