орден. Кто рисовал картинки на открытке?… Целую крепко-крепко.

Твой А.Т.

Все проходит, кончилась и война. Папа вернулся…

Он прожил долгую жизнь. И было в его жизни много-много дней рождения, «малиновых» и «серых» – военных и мирных, грустных и веселых, которые он отмечал в «эпохи» трех очень разных жен в очень разных домах. И в этот значительнейший из его дней иногда рождалось стихотворение. Я насчитала восемь стихотворений, под которыми стоит дата 25 июня. Они написаны в 1928, 1931, 1934, 1936 (два стихотворения), 1938, 1940, 1945 годах. В публикациях папа иногда менял год написания стихотворения; понять причину таких изменений теперь, увы, невозможно. Стихи также писались в июне и до и после дня рождения. Стихотворение «Кто может умереть – умрет», написанное 11 июня 1940 года, в рукописных тетрадях имеет заголовки – в одной «25 июня 1939 года», в другой – «25 июня 1940 года». Такая работа над июньскими стихами – свидетельство особого внимания поэта к этому дню.

Шли годы, папа уже не писал стихотворений в свой день рождения. Он мучительно переживал начало старения, а каждый прожитый год приближал его к старости.

Пора бы мне собственный возраст понять,

Пора костылями поменьше стучать,

Забыть о горячке певучей,

Пора наполнять не стихами тетрадь,

А прозой без всяких созвучий…

«Детей надо баловать, – скажет Арсений Тарковский в конце жизни. – Меня очень любили. Мне на день рождения пекли воздушный пирог».

После 1917 года воздушный пирог никогда больше не пекли. Но день рождения остался самым важным днем в жизни папы, днем радостным, полным приятных волнений, праздничных приготовлений, ожиданием гостей, встречами с друзьями… Однако этот день ощущался папой не только как праздник. День рождения был для него важным духовным рубежом, днем подведения итогов еще одного прожитого года, днем внутреннего очищения, днем надежды на счастье и на возрождение.

Хорош ли праздник мой, малиновый иль серый,

Но все мне кажется, что розы на окне,

И не признательность, а чувство полной меры

Бывает в этот день всегда присуще мне…

В 1976 году папа написал стихотворение о своем рождении. Свое появление на свет он ощущал как событие грандиозное, которое можно сравнить лишь с днем сотворения первого человека:

Душу, вспыхнувшую на лету,

Не увидели в комнате белой,

Где в перстах милосердных колдуний

Нежно теплилось детское тело.

Дождь по саду прошел накануне,

И просохнуть земля не успела;

Столько было сирени в июне,

Что сияние мира синело.

И в июле, и в августе было

Столько света в трех окнах, и цвета

Столько в небо фонтанами било

До конца первозданного лета,

Что судьба моя и за могилой

Днем творенья, как почва, прогрета.

В 1907 году 12 июня старого стиля появилось на свет маленькое существо, и Господь вложил в него душу, и чудо это никем не было замечено в беленой комнате одноэтажного дома № 49, что против мельницы Озерянского на Александровской улице в Елисаветграде.

Просто у Марии Даниловны и Александра Карловича Тарковских родился еще один мальчик – Арсений, Асик, домашнее прозвище – Муц.

Вокзал, сирень и белая акация

Дмитрию Баку

«Есть блаженное слово – провинция, есть чудесное слово – уезд.

Столицами восторгаются, восхищаются, гордятся. Умиляет душу только провинция.

Небольшой городок, забытый на географической карте, где-то в степях Новороссии, на берегу Ингула, преисполняет сердце волнующей нежностью, сладкой болью».

Есть город, на реке стоит,

Но рыбы нет в реке,

И нищий дремлет на мосту

С тарелочкой в руке.

…………………………………………

Но вспомнить я хочу себя

И город над рекой.

Я вспомнить нищего хочу

С протянутой рукой, –

Когда хоть ветер говорил

С тарелочкой живой…

И этот город наяву

Остался бы со мной.

«Город держался на трех китах: Вокзал. Тюрьма. Женская гимназия.

Шестое чувство, которым обладал только уезд, было чувство железной дороги. В названиях станций и полустанков была своя неизъяснимая поэзия, какой-то особенный ритм, тайна первого колдовства и великого очарования…

А за зеркальными стеклами первого класса мелькали генеральские околыши, внушительные кокарды; и женская рука в лайковой перчатке еще долго размахивала батистовым платком, и запах французских духов, которые назывались “Cœur de Jeannette”[29], смешивался с паровозным дымом, и в сердце было какое-то замирание и трепет.

Раздавался пронзительный свисток машиниста, и начальник станции, в красной фуражке, высоко и многозначительно подымал свой фонарик, и длинный поезд, огибая водокачку, тюрьму и женскую гимназию, исчезал за шлагбаумом, в сумерках короткого осеннего дня».

Как сорок лет тому назад

Я вымок под дождем, я что-то

Забыл, мне что-то говорят,

Я виноват, тебя простят,

И поезд в десять пятьдесят

Выходит из-за поворота.

В одиннадцать конец всему,

Что будет сорок лет в грядущем

Тянуться поездом идущим

И окнами мелькать в дыму…

Прозаический текст написан поэтом Дон-Аминадо, Аминадом Петровичем Шполянским (1888–1957). (Не его ли родные – братья Шполянские – держали в Елисаветграде типографию?) В воспоминаниях «Поезд на третьем пути» город своей юности Елисаветград он назвал Новоградом. В стихах Тарковского, родившегося почти на двадцать лет позже, название отсутствует, есть просто Город.

И Дон-Аминадо, покинувший «Новоград» задолго до революции, а после нее уехавший в эмиграцию, и Тарковский, проживший в России свою «горчайшую жизнь», вспоминают этот город с особой ностальгической любовью.

Но какое разное мироощущение у двух поэтов-земляков: «Потерянный, невозвращенный рай!» – восклицает Дон-Аминадо, и «Бедный город мой», – пишет Тарковский. Всего несколько десятков лет, а какие они разные, эти два города, отделенные один от другого революцией и двумя войнами. Давным-давно нет «генеральских околышей», «внушительных кокард» и дам в лайковых перчатках. Прошло детство, ушла юность. Остался разбитый войною вокзал…

А какие разные характеры у авторов – один бойкий, восторженный гимназист, изгнанный из «новоградской» гимназии «за бросание фуражек на сцену» городского театра «в момент предельного пароксизма» – восторга от «Принцессы Грёзы» Ростана. В эмиграции Дон-Аминадо – популярный газетный фельетонист, уверенный в себе, остроумный, дерзкий, победительный. И другой – трагически задумчивый, «похожий на Раскольникова с виду», переживший в детстве Гражданскую войну, гибель любимого брата, смерть отца, несчастливую любовь, затем еще одну войну и