смущенным, как лицеист, который впервые услышал анекдот про поручика Ржевского. Нет, окончательно из игры Алик, конечно, не выбыл, но его неуклюжее «О-о-ох!» навевало скорее на мысли о радикулите, чем о страстном соитии.

– Ну что? – Женя кокетливо поиграла бровями. – Я заслужила кофе в постель?

– Двойную порцию. – Алик зачем-то обнял подушку. – Но я бы подождал… Ну, для убедительности… Так сразу никто на кухню не бегает.

– Да ладно тебе! – лениво отмахнулась Женя. – Я слышала, у людей после секса бывает дикий аппетит. Не знаю, как там после настоящего, но после аудиосекса я бы слона съела!

– А я бы еще полежал… – медлил Алик.

– И поговорил о наших отношениях? – Она рассмеялась собственной шутке: по ее венам будто побежали пузырьки веселящего газа. – Пошли, я сварганю что-нибудь. Не терпится увидеть лицо Яськи…

И она спрыгнула с кровати, взъерошила волосы и расстегнула пару пуговиц на блузке, – для достоверности. Не став дожидаться, пока Алик расшевелится, Женя выскочила из комнаты – и тут же отшатнулась обратно. Там, в коридоре, ее ждала вовсе не Яся с двустволкой наперевес и слезами бессилия в глазах. На коврике у двери стояли родители Алика, и вид у них был до того контуженый, будто они только что услышали нечто жуткое. Впрочем… Если хорошенько подумать, именно это они и услышали.

Глава 12

В спорте Ярослава больше всего ценила две вещи: он освобождал ее тело от недостатков, а разум – от мыслей. Конечно, она иногда тренировалась так, вполсилы. Для галочки. Заглядывала в зал, чтобы сфоткаться в своем потрясающем спортивном топе на фоне тренажеров и лишний раз продемонстрировать фолловерам плоский животик, потом часок лениво ходила на эллипсоиде – и засим баловала себя кислородным коктейлем. Но сегодня Ветрова выкладывалась с такой самоотдачей, что в зале ей не было равных. Правда, их не было еще и потому, что больше никто не додумался заняться фитнесом в шесть утра.

Капли пота липкими гусеницами сползали по лбу, стекали на загривок и разъедали глаза, но Яся упрямо неслась по беговой дорожке куда-то в неизвестность.

Женя и Алик. Алик и Женя. Сколько бы Ветрова ни повторяла про себя эти слова, со стадии гнева ей не удавалось сдвинуться ни на миллиметр. Абсурд! Очевидно, что между ними не может быть никаких отношений! Месть чистой воды. Спелись, гады, на почве ненависти к ней, к Ярославе. Но ведь она этого не заслужила! Не сделала никому ничего плохого!

О’кей, ладно Алик. Этот всегда держал фигу в кармане и не упускал случая показать ее. Был бы у него нож, он бы и его вонзил Ясе аккурат между лопаток, – что поделать: природное слабоумие, помноженное на затянувшийся пубертат. Но Женя! Да как ей только совести хватило?! И нет бы просто розыгрыш! Усы, к примеру, нарисовать несмываемым маркером или приклеить туфли к полу. Да, глупо, да, зло, но это Яся еще как-то могла бы простить. А вот то, что они вытворяли у нее за стенкой, – ни в жизни.

Это был даже не секс, а сатанинский обряд какой-то. Бесстыжая пошлятина! Плевок в душу! Надругательство, богохульство, попрание скреп! И даже брошенный в стену шейкер не остановил этого! Яся сидела, зажав уши похолодевшими пальцами, и не понимала, вырвет ее или пробьет на слезы. Они ведь оба были ей родными людьми! Алик – по крови, Женя – по духу. Настоящий брат – и почти сестра, то есть, по сути, между собой они тоже были как будто бы немножко родственниками.

Нет, если бы все происходило постепенно, у Яси на глазах, она бы успела свыкнуться. Улыбки, переглядывания, смущенный румянец. Подержались за руки, сходили в кино, в музей, в театр. В парке бы погуляли под луной. Потом – первый робкий поцелуй. А главное: «Яся, прости, но, кажется, нас тянет друг к другу… Ты не будешь возражать, если мы начнем встречаться?» И что вместо этого? Грязь и мерзость. И вдобавок ко всему ужин с родителями.

Ярослава вообще редко рассчитывала на помощь мамы и папы – она и сама неплохо справлялась со своей жизнью. Но в тот вечер поддержка была ей нужнее, чем бутылка водки запойному алкоголику: руки тряслись, во рту пересохло, еще немножко – и здравствуй, добрый доктор психиатр. Боже, как Яся ждала, что мама устроит этой парочке извращенцев полный разнос! Выставит Женю взашей или хотя бы выскажет, что была о ней лучшего мнения. А папа? Выходит, зря, что ли, Алик все эти годы боялся его? Ни ора, ни пены у рта, ни вздувшихся на шее вен.

– Женя? Как… Неожиданно!..

– Да, давненько ты к нам не заглядывала… Ужинать будешь?

Вот и вся поддержка. А как хорошо все начиналось! Родители нагрянули в самый неподходящий момент, и им бы устроить Алику выволочку! Или хотя бы охолонуть его парой упреков, но уж точно не приглашать Агафонову на семейный ужин.

Яся не стала в этом участвовать – это было выше ее сил. Ждать, пока мама начнет называть Женю дочкой, та останется на одну ночь, потом на две, а там уж и поселится и вещи свои перетащит? Или, может, потом еще и на свадьбу к ним прийти и подарить фондюшницу и серебряные ложки? К черту!

Одна против всего мира. Последний оплот адекватности – так Ветрова чувствовала себя тем вечером. Она лежала в кровати, натянув одеяло до подбородка, бесцельно таращилась в потолок и думала, как жить дальше. А в пять утра, осознав, что все потуги уснуть тщетны и голова вот-вот лопнет, Яся схватила сумку для фитнеса и отправилась выпускать пар.

Полегчало ей лишь спустя пару часов. Ветрова понимала, что завтра будут болеть ноги, и вряд ли она сможет подняться с кровати, но оно того стоило: мысленный шторм сменился штилем, и Ярослава, уставшая от борьбы с эллипсоидом, теперь будто покачивалась на поверхности воды, уцепившись за какой-то обломок. В одиночестве на бескрайней морской глади – но все же живая.

Разглядывая свое тело в высоком зеркале раздевалки, Яся вдруг поняла, как сильно она себя запустила. Кубики, которые она так долго прокачивала, сгладились, кожа потускнела, брови пришли в негодность. А педикюр? Когда она в последний раз баловала ступни парафинотерапией? И волосам не помешал бы сеанс ухода…

Библиотека пожирала Ветрову изнутри и снаружи, как паразит. Неужели скоро Ярослава станет такой же, как Женя? А может, библиотечный монстр, который до этого глодал Агафонову, теперь отвлекся на новую жертву, а старую