– Афанасию Денисычу мой нижайший поклон, – склонил голову староста. Девки, завидев грозного управляющего, испуганно замолчали.

Оценивающе оглядев молодок, Афанасий удовлетворенно промолвил:

– Хороши! – Видя, что девушки внезапно замолчали, он, масленно глядя ни них, добавил: – Что ж вы затихли, красавицы, ведь не ворог я вам. Каждой из вас найду работу по душе. Не обижу…

– А ми не з боязливых, – ответствовала Фекла, приосанившись и бросив на Кульнева озорной взгляд, – сами пришли, щоб молодому панови зробити послугу. Говорять красень барин – то?

– Аристрах Евгеньевич-то? Весь в отца, а тот дюжим да гарным хлопцем в его годы был. Молодец-молодцом, молодой барин! Охвицером на следующий год, дай бог, станет.

Дуняшу вместе с Феклой и еще двумя молодками, Кульнев определил в сенные девки. Дворецкий в тот же день показал новоиспеченным горничным барский гардероб, затем отвел в прачечную, рассказал, каким должно быть белье, потом в спальне показал, как стелить постель.

Поселились девки в людской, в которой сразу же стало шумно и тесно. Прислуга, которая просторно жила при дворе уже не один год, ворчала. Мол, от молоди только грех один да суета, на что Фекла, уперев в бока руки, заявила как отрезала:

– Молодой барин пожелав, чобы йому зробили послугу тильки червони дивки, а не жирни гуски.

Денис, узнав, что Дуняша, как он и думал, определена в горничные, сначала обрадовался, но потом, представив, что ее могут направить и в покои молодого барина, задумался.

В памяти воскресли почему-то времена беззаботного детства, когда вместе с барчуком они играли в казаки-разбойники, делали набеги на поповский сад и удили в Осколе неуловимого рыбца.

Дениска в глубине души, конечно, не всегда поддерживал проказы барчука, но старался не показать виду, что не все его шалости ему по вкусу. Он слишком дорожил дружбой с ним. Когда умерла мать, ему не было еще и семи лет. Зная об этом, барыня начала привечать сиротку, позволяя ему водиться с сыном, который был почти на год старше его. Они вместе проводили время не только в играх и шалостях, но и совместно трудились на уроках естествознания, под руководством жившего в имении городского учителя, которого мальчишки окрестили меж собой Анафемой за его постоянно, к месту и не к месту, вставляемое в разговоре слово «анафема». В зависимости от тона, каким это слово произносилось учителем, оно означало похвалу, укор или полное презрение.

Однажды мальчики, никого не замечая, с увлечением копались на своих «огородиках» – маленьких кусочках земли, где надо было посадить всего понемножку: несколько клубней картофеля, три-четыре кустика рассады капусты, посеять свеклу, морковь, редиску, горох, кукурузу, подсолнух и немного цветов… Дениска был одет в темные длинные штанишки с выпирающими пузырями коленками и в синюю с белыми крапинками косоворотку из ситца. На голове – видавший виды, потрепанный отцовский картуз. Аристарх был одет в белую с открытым воротничком и короткими, выше локтя, рукавами рубашечку, белые трусики и пикейную накрахмаленную, хорошо отглаженную панамку. Барыня, видя, как Дениска, проворно закончив работы на своем участке, усердно, со знанием дела помогает Аристарху, сказала управляющему:

– Ты, Афанасий, закажи такой же белый костюмчик и панамку своему сыну. Он тогда ничем не будет отличаться от Аристарха, и пусть они вместе играют и занимаются.

– Премного благодарствую, барыня! Большое вам спасибо за эту доброту. Бог вас не забудет.

Отец был на седьмом небе от счастья. О такой милости он не смел и помышлять. Об этом своем разговоре с барыней Афанасий в восторженных тонах рассказал Дениске и для острастки, дав ему легкий подзатыльник, отправил к портному.

Все дни были расписаны. Вставали дети рано, умывались холодной водой или шли с учителем купаться в Осколе, закалялись и загорали. Завтракали, обедали и ужинали в определенные часы. Дениска обедал с отцом, но ел почти то же, что подавали на барский стол. Больше всего он не любил есть всякую зелень, а отец упорно заставлял:

– Баре едят, знать, это полезно для организма, – говаривал он, видя, с какой неохотой сын поглощает мелко нарезанные листочки салата или петрушки.

Осенью вся семья Баташовых уезжала в свой столичный дом, проводя зиму в Санкт-Петербурге, а весной опять приезжала на летний сезон в имение. Иногда барин Евгений Евграфович появлялся и зимой, подкатывая ко дворцу со станции Рай на богатых розвальнях, и проводил в имении несколько дней. Тогда жизнь в доме несколько дней била ключом, чтобы вскоре, после его отъезда, вновь погрузиться в зимнюю спячку.

Последний раз Денис видел своего товарища детских игр года два назад, когда тот приезжал на летние вакации уже будучи кадетом.

Выйдя из коляски, Аристарх, облаченный в военный мундир, гордо, ничего и никого не замечая, направился к дому. Дениска с нетерпением ждал его приближения, с интересом разглядывая невиданную им ранее кадетскую форму. По своему простосердечию он хотел тепло поздороваться с товарищем детских игр. Но не тут-то было. Барчук остановился на почтительном расстоянии от дворовых в недоступной, гордой позе и, только чуть склонив голову, процедил:

– Здравствуйте.

При этом он обращался как бы ко всем собравшимся во дворе, совершенно не выделив из толпы Дениску, словно не заметив его, потом вообще отвернулся в сторону управляющего Кульнева, который ждал в сторонке хозяйских указаний.

«Ах ты, шкура!» – вскипела тогда в Дениске обида. Он сразу помрачнел и забыл даже поклониться барчуку, пока отец не толкнул его в шею и не заставил оказать должное почтение их благородию. И тогда он понял, что и его, и отца, несмотря на кажущуюся близость к господам, отделяет настоящая бездна. Аристарх, по всей видимости, понял это раньше. Видимо, в кадетском корпусе его, кроме всего прочего, научили и ценить свое беспредельное превосходство над мужиками.

4

Весть о прибытии молодого барина застала дворню врасплох. О его приезде первыми сообщили вездесущие деревенские мальчишки, угнездившиеся на самых высоких деревьях, обрамлявших усадьбу. При виде господской коляски они наперебой закричали:

– Барин приехал!

– На тройке!

– Охвицер!

– С саблей!

При этих криках мужики и бабы заметались по господскому двору. Как это обычно бывает, полдня не хватило для того, чтобы привести все в порядок. Дворовые где-то не домели, где-то не домыли, а где-то и вовсе еще не притрагивались к заданной управляющим работе. Только вездесущий Кульнев, казалось, был, как всегда, спокоен и ровным голосом давал четкие и ясные указания дворецкому, поварне и остальной прислуге.

К тому моменту, когда тройка лихо подкатила к крыльцу, к встрече барина все уже было готово.

Молодой человек в новенькой, с иголочки, гусарской форме, с шашкой и звонкими шпорами вызвал в толпе встречающих искреннее восхищение.

– С приездом, ваше благородие, Аристарх Евгеньевич, – со слезой радости в голосе встретил молодого барина управляющий, низко кланяясь.