Аристарх бросил вопрошающий взгляд на дворецкого.

– Сейчас, батюшка барин, сейчас, – засуетился Аполлинарий. Эй, кто там, кликните Степку-гармониста.

Степка-гармонист, ничем не примечательный коротышка, сморщенное лицо которого было сплошь испещрено оспой и в первый момент вызывало неприязнь, неторопливо настроил свою трехрядку и, вопросительно взглянув на застывших в ожидании музыки девок, меланхолично произнес:

– Ну!

– Заведи-ка нам, Степушка, карагод!

Гармонист приосанился, растянул на всю ширину своей узкой груди меха своей трехрядки и лихо забегал пальцами по клавишам. Черты лица его сразу же разгладились, на щеках выступил живой румянец, в глазах появился шаловливый блеск.

А девки, выстроившись в круг, под эту музыку начали выделывать самые сложные коленца, то и дело подбадривая друг друга и гармониста восклицаниями и хлопками:

– Наподдай, Степушка!

– Не ленись, девки!

– Позабавим паныча!

Вслед за карагодом на одном дыхании молодухи исполнили «Барыню», «Калинку», «Страдания», «Светит месяц», «Выйду я на реченьку», и везде своей природной пластикой и задором выделялась Дуняша.

По возбужденному лицу молодого барина было видно, что нравится ему и пение, и пляски, а больше всех Дуня с атласной лазоревой лентой в темной косе.

Видя, что раскрасневшиеся плясуньи устали, Аристарх предложил им отдохнуть и пригласил за барский стол.

– Угощайтесь, чем бог послал! – радушно предложил он.

Лакеи тут же притащили из людской лавки и, подождав, пока все девки рассядутся, поставили перед каждой по фарфоровой чашке с золотым ободком. Дворецкий самолично налил каждой плясунье чаю, положил на блюдечко по медовому прянику и ватрушке.

Еще разгоряченные танцами молодки тихо переговаривались, боясь бросить даже случайный взгляд на барина. Не привычные к господским этикетам девки, быстро опустошив блюдца, вылили туда чай и, смущенно потупив глаза, по чуть-чуть, впустую прихлебывали горьковатый на вкус ароматный кипяток.

Дуняше досталось место напротив молодого хозяина, и она, словно перепуганный воробышек, сидела, напряженно сжавшись, не притрагиваясь к угощениям.

– Славно поете и пляшете, красавицы! – похвалил Аристарх танцорок, вперив свой взгляд в Дуняшу.

– Кто тебя только обучил так петь и танцевать, прелестница? – спросил он ее, как только она осмелилась поднять на него глаза.

Дуня еще больше смутилась, зардев как маков цвет. Ну что на это можно ответить-то? Разве можно спрашивать снежинку, почему она то плавно и неторопливо кружится, устилая своим узорчатым невесомым белым полотном землю, то мчится в дикой пляске вихря, опережая самых ретивых коней. Разве можно рассказать, почему курский соловей величаво и благозвучно заливается на вечерней заре, да так, что сердце заходится от его звонких трелей.

– Не знаю, барин, – только и смогла она чуть слышно пролепетать, опустив глаза.

Встав из-за стола, Аристарх поманил к себе дворецкого и, отойдя в сторонку, сказал:

– Порадовал ты меня Аполлинарий, ох как порадовал…

– Рад стараться, ваше благородие, – по-военному вытянулся во фрунт дворецкий.

– А кто есть та певунья, что напротив меня сидит? – неожиданно спросил Аристарх.

– Энта девка – Егория, кузнеца, дочка. Дунькой звать.

– Понравилась она мне… – восторженно произнес барин, – как мне с ней еще раз тет-а-тет повидаться?

– А нет ничего проще, – хитро подмигнул Аполлинарий, – управляющий, Афонька Кульнев приставил ее к услужению вашей милости. Ввечор я пошлю Дуньку постель вам приготовить…

В отсутствие барина за столом стало шумно и весело.

– Пусть повеселятся, заработали, – благодушно произнес Аристарх. – Не забудь одарить их, – добавил он и, насвистывая веселую мелодию из «Сивильского цирюльника», бодро прошествовал в свои покои.

Отправляя молодок кого в деревню, а кого и к господскому двору, Аполлинарий одарил танцорок сладостями. Кому досталась рябиновая пастила, кому – покрытые сахарной глазурью орехи, кому – пироги. Дуне же дворецкий сверх того дал два медовых пряника. За всю свою короткую жизнь она не только не пробовала таких, но и не видывала.

«Один съем сама, а другим угощу отца, – подумала она, направляясь в людскую. – Или нет! – передумала Дашенька. – Один съем вместе с Дениской!» От воспоминания о нем по душе ее прошла теплая волна нежности. Сердечко часто-часто забилось, словно стремясь вырваться из стянутой богатым сарафаном груди.

Поужинав, дворня начала понемногу укладываться спать, когда в людскую зашел Аполлинарий. Подозвав к себе Дуняшу, он бесцветным, будничным голосом распорядился:

– Иди-ка, девка, молодому барину постель приготовь. Да поживей!

– Смотри, Дунька! Одна девка тоже ушла стелить барскую постель, а наутро бабой вернулась, – раздался из дальнего угла людской чей-то приглушенный женский голосок.

– Не балуй, Фроська, – строго прикрикнул дворецкий, – а то я быстро укорочу твой длинный язык!

– А я чо! Я ничо! Тильки сказку сказываю…

Подождав за дверью, пока горничная оденется, Аполлинарий повел ее в господскую спальню.

– Смотри, девка! Молодой барин уж больно горяч, – предупредил он Дуняшу. – Скажу больше. По нраву ты ему пришлась, – добавил он, подходя к спальне, – так что и веди себя соответствнно…

Постучав в дверь и получив разрешение войти, дворецкий подтолкнул девушку к входу, сказав на прощание:

– С богом, девонька!

5

Дуня, перекрестившись, неуверенно шагнула за дверь.

– Не бойся, девонька! Не бойся, красная! – вкрадчивым голосом встретил смущенную горничную Аристарх, одетый в расшитый китайскими драконами шелковый халат. Подойдя к столику, уставленному графинчиками с разноцветными наливками и закусками, он вальяжно расположился в кресле, придвинутом к столику, и, радушным жестом пригласив присесть на другое, стоящее напротив, добавил: – Присаживайся рядком, да поговорим ладком, – игриво, с явным удовольствием произнес он поговорку, бытующую в простонародье. Ему почему-то казалось, что именно так надо разговаривать с деревенскими, ласково и заумно.

– Мени пислали до вас, постельку постелити, – сказала Дуня, решительно направляясь к кровати.

– Не торопись, красавица, дай мне слово сказать, – промолвил барин и, вынув из бокового кармана халата маленькую красную коробочку, достал оттуда рубиновый браслет. – Ты прекрасно пела и еще лучше всех плясала сегодня в саду. В награду за доставленное мне удовольствие я решил подарить тебе эту безделицу. – Аристарх резко встал и, подойдя вплотную, надел на руку опешившей от неожиданности Дуняше браслет.

– Ой, – только и успела воскликнуть девушка, отдергивая руку, к которой неожиданно припал губами молодой барин.