— Хаджинур! — взмолился я.

— И что же выяснилось? — Срезов, довольный, прошёлся по кабинету. Оказалось, примерно года три назад Яскина, пьяненького, задержала с ружьём водная милиция. Ружьё отобрали и долго тянули: «Зайди завтра, зайди в конце недели…» А когда вернули, он заметил, что ружьё в милиции подменили. Его-то он и продал Досову…

— А ружьё, которое отобрали? Хаджинур развёл руками:

— Выходит, осталось у кого-то из сотрудников. И исчезло! А потом снова возникло… Теперь уже с морского дна! А перед тем успело выстрелить! Прямо в лоб Ветлугину…

— Любопытно.

Нас прервал звонок Буракова:

— Гусеина ещё нет?

— Нет.

— А Хаджинур?

— Сейчас вошёл.

— Не задерживайте его, Игорь Николаевич! Он очень нужен…

Разбирательство со лжезаявителем, по-видимому, потребовало больше сил, чем первоначально казалось.

— Сейчас идёт… Вот что, Хаджинур, — сказал я, положив трубку. Завтра с утра меня может не быть. Агаева тоже нет… Необходимо организовать конвой в Красноводск. Довиденко перечислил Касумова за нами… Я решил Мазута отпустить.

— Зачем конвой?! Я сам за ним съезжу!

Срезов ушёл. Вскоре я тоже спустился к дежурному.

Дежурный — капитан Баранов — выдавал оружие заступавшей на пост смене.

За столом Хаджинур и Бураков продолжали разговаривать с заявителем, плутоватого вида мужчиной с короткой стрижкой. Когда я появился, он внимательно-фиксирующе глянул в мою сторону.

— Где ваши вещи? — спросил его в это время Хаджинур. — Вы что, приехали в командировку без вещей?

— А какое это имеет отношение? Я пришёл заявить, что у меня украли деньги… — Он снова взглянул на меня, пытаясь привлечь к разговору. — А вы мне — «где документы, где остановился, где вещи?». Вы мне найдите деньги, которые у меня украли на пароме.

Он явно намекал на нежелание милицейских регистрировать его заявление.

— Будете искать? Или нет? Иначе я ухожу. Бураков смущённо протрубил в поднесённый к носу платок:

— Мы хотим убедиться в том, что деньги действительно были. А вы не позволяете! Хаджинур снова вмешался:

— У вас ещё есть деньги с собой? Мужчина поколебался:

— Предположим, есть.

— Покажите…

— А зачем? — Он играл какую-то игру, которую я не был в состоянии понять.

Несколько секунд они препирались. Наконец заявитель достал кожаный новый бумажник, осторожно, чтобы работники милиции не могли видеть содержимое, пошарил пальцем между прокладками…

В ту же секунду Хаджинур ловко выхватил из его рук портмоне, раскрыл. Три купюры — достоинством в сто рублей каждая — упали на стол.

— Триста рублей. — Хаджинур не стал осматривать бумажник, вернул владельцу. — А вы говорите, они пропали!

— Это другие триста! — Заявитель сжал портмоне.

— Значит, вы те триста отделили?

— Да!

— Для чего?

— Просто так!

Он врал, но я не мог догадаться, зачем ему это нужно.

Милицейская система отчётности давно приспособилась под своих малокомпетентных руководителей, периодически встававших у республиканских и союзных министерских штурвалов. «Зарегистрировал преступление — раскрой его, не можешь раскрыть — лучше не регистрируй…» — оборачивалось на практике.

Подошёл капитан Баранов:

— Слушаю, Игорь Николаевич.

Мне показалось, он как-то странно, иначе, чем обычно, посмотрел на меня. Что-то неуловимое, разделяющее, возникло между нами с той ночи, когда в милицию приезжали Шалаев и Довиденко, а он, дежурный, принёс бутылку «Кер-оглы».

— Закажите для нас каюту на вечерний паром, — сказал я.

Он вздохнул, покачал головой:

— Ничем не могу помочь. Начальник запретил нам заниматься билетами…

— Капитан приехал… — сообщила Гезель.

— Пусть заходит!

В дверях показался необыкновенно круглый маленький человек с красным лицом и шкиперской — вокруг лица — бородкой. Он словно вкатился в кабинет, в руке он нёс портфель.

— Антонов Василий Сергеевич, — представился он.

«С этим краснорожим взяточником? — вспомнил я Баларгимова. — Да они его просто потопят!»

Я показал Антонову на стул, и он живо водрузил на него свой объёмистый широкий зад — казалось, что капитан восседает на массивной воздушной подушке.

— …Мы помогали водной милиции искать ружьё, — он считал, что знает, зачем его пригласили. — Оно выпало из лодки во время несчастного случая на охоте…

— И как это всё происходило? — спросил я.

— Обыкновенно, — он подёрнул короткими округлыми плечами. — Приехали из прокуратуры, из милиции. С ними

— охотник, который остался в живых… — Антонов имел в виду Баларгимова. — Поплыли к камням… — Капитана мучила одышка, он сделал паузу. — Недалеко от метеостанции. Я спустил лодку, туда сели этот охотник, я и другой понятой. Стали грести к берегу. Вода прозрачная — всё видно…

— Судовой журнал у вас с собой? — спросил я.

— Вот, пожалуйста. — Он открыл портфель, вынул и положил на стол толстую книгу — самую важную на любом судне.

— Смотрите…

«6.00, - прочитал я, — подъём флага… 11.32 — вышли в море. Первая остановка. Координаты… Спущена лодка для поиска ружья. Ружьё обнаружено в 11.48. Удалённость от берега 25 м, глубина обнаружения ружья 90 см… — Я машинально заглянул вниз. Записи за день заканчивались традиционным: 20.00 — спуск флага…»

Антонов закрыл портфель, готовясь уйти. Но я остановил его: — Не смогли бы вы сегодня выйти на вашем судне?

— Далеко? — Он нацелил на меня маленькие глазки-щёлочки, зажатые щеками.

— На тот берег.

— А груз?

— Арестованный и конвой… Три человека. Время отплытия я уточню.

Он поправил бородку, сказал осторожно:

— В принципе это возможно. Вообще-то предполагался такой рейс…

— Я позвоню, когда мы будем готовы.

— Хорошо.

Он, пятясь, покатился к двери, так что в конце концов открыл её спиной. Антонов мне не понравился.

Улучив минутку, я набрал телефон судебно-медицинской экспертизы — Анна не отвечала. Я вышел в приёмную.

— Уехал на паром, — предупредил я Гезель.

Первым, кого я увидел на пристани, был старший помощник капитана «Советской Нахичевани» Акиф, с которым так давно — уже забыл, когда это было, — я плыл к месту своего нового назначения.