А женщины тоже задерживали свои взгляды на Лике — хотя он был слишком молод для того, чтобы считаться завидным клиентом, — но они не могли не заметить его гордый высокий лоб, кроткие глаза, прямую ровную походку, как у негра-носильщика, который несет на голове тяжелый тюк, его высокий рост и широкую грудь. Но самое большое внимание привлекало то, как он постоянно ощупывает указательным пальцем нижнюю губу, будто поверяет, на месте ли она; женщинам это казалось проявлением чувственности и сексуальности, о чем сам он и не подозревал.

Прошло почти два часа, но Лик так и не понял, что он здесь делает; он просто слонялся по улицам Нового Орлеана, словно солдат, влекомый запахом еды. Он прошел мимо здания, в котором размещался знаменитый Экономи-холл — концертный зал, прославивший многих великих музыкантов; прошел мимо креольских ночных клубов Седьмого района; прошел по легендарной Конго-сквер, на которой освобожденные рабы танцевали под африканские ритмы и где великий Бадди Болден так играл на корнете, что потом об этом слагали мифы. Музыка звучала на каждом углу — как будто у всех в руках были духовые инструменты! — и все вокруг было таким ярким и впечатляющим, а в воздухе стоял постоянный гул и шум, словно к каждому уху приставили банку с пойманным шершнем; в этой необычной для него атмосфере Лик чувствовал себя, как пьяный.

Но когда начало смеркаться, он сразу подумал о том, что надо как можно скорее найти угол, где можно переночевать. Он быстро свернул на Грэйвер-стрит и начал спрашивать прохожих, где можно снять комнату. И только спустя некоторое время он понял, что и сам он, и его поведение кажутся смешными и неуместными — он выглядел как негр, только что выскочивший из джунглей, или, в лучшем случае, неотесанной деревенщиной. Стоило ему открыть рот, как люди тут же начинали смеяться, качать головами и хлопать друг друга по плечам, словно он излучал какие-то флюиды, вызывающие всеобщее невероятное веселье.

Миновав ночной клуб «У Малыша Брауна» и выйдя на Франклин-стрит, Лик оказался рядом с ветхим зданием, в котором размещалась гостиница. Зайдя внутрь, он спросил про комнату у солидного вида мулатки, оказавшейся хозяйкой заведения миссис Бетси Слим. Бетси оказалась доброй женщиной, по-матерински относящейся к попадающим в затруднительное положение молодым людям. С первого же взгляда на Лика она поняла, что ему не уцелеть, окажись он один ночью на улицах Сторивилля. Она пригласила его войти и поселила в комнату на третьем этаже, за которую он должен был платить пять долларов в неделю — это было намного больше того, что Лик мог себе позволить, — в комнате стоял застаревший запах рыбы, а потолок в ней был черным от копоти; по всему было видно, что комната долгое время служила кухней. И все-таки Лик почувствовал огромное облегчение от того, что нашел наконец место, где можно было ночевать и держать свои скромные пожитки.

— Благодарю вас, мэм! — сказал он. — Искренне благодарю вас!

Вечером Лик поужинал лепешками, испеченными накануне Кориссой, надел свои лучшие башмаки, почистил одежду и вышел пройтись по Франклин-стрит. Бетси Слим с двумя такими же, как она, ширококостными и пышногрудыми дамами сидела на ступеньках лестницы парадного входа; там же на ступеньке стоял и большой кувшин с пивом. Когда Лик, с трудом протиснувшись между ними, пошел по улице, они начали громко смеяться за его спиной, толкая друг друга тяжелыми локтями.

— Будь осторожен, Лик Холден, ты слышишь? — закричала ему вслед Бетси Слим.

— Да, мэм! — ответил Лик. — Благодарю вас, миссис Бетси.

— Этот парень, похоже, не от мира сего, — донеслись до Лика слова одной из женщин.

— Да… и все-таки он приятный, приятный, как сладкое вино, — задумчиво произнесла ее товарка.

Лик чувствовал себя в городе неуверенно, а поэтому решил не уходить далеко от гостиницы. Он зашагал прямиком к заведению Малыша Брауна, на ходу расправляя плечи и прилагая все усилия к тому, чтобы не выглядеть увальнем из провинции, а быть похожим на настоящего городского парня. При этом он ни на секунду не забывал о том, что надо быть внимательным и осторожным.

Атмосфера, царившая в заведении Малыша Брауна, была для Лика не совсем привычной. Здесь было все то же, что и в подобных заведениях в Култауне, но только в преувеличенном виде. Музыка почему-то звучала громче, напитки были крепче, а танцующие женщины были настолько сексуальны, что, казалось, предлагали любому желающему попробовать себя. А что мужчины? Черт возьми! Мужчины здесь казались намного выше, а как устрашающе они выглядели! Все они как один выставляли напоказ свою физическую мощь, и это удерживало их от столкновения друг с другом, как одноименные заряды от притяжения. Лик присмотрел столик в углу зала и, стараясь казаться незаметным, заказал какое-то крепкое дешевое пойло. Он одним глотком осушил принесенный официантом стакан, содержимое которого обожгло ему горло, словно кипяток. Он оглядывался вокруг, жадно впитывая все подробности, словно младенец, прильнувший к груди матери. Это был обычный ночной клуб, чуть выше среднего уровня: несколько столов и стульев: с одной стороны зала — сколоченная из досок барная стойка, с другой стороны — пыльная площадка для танцев, которой целую вечность не касалась швабра. Однако сейчас площадка ходила ходуном, словно палуба невольничьего корабля, раскачиваемого штормом!

Сходство дополнялось еще и тем, что большинство мужчин были матросами с многочисленных судов, приходящих в порт Нового Орлеана со всего света (сейчас их было даже больше, чем всегда, поскольку в Европе шла война). Местных жителей, сторивилльцев, можно было пересчитать по пальцам. Глаза у них нервно поблескивали, и это указывало на их готовность к серьезным разборкам. Большинство проституток в этом заведении были цветные, но светлокожие, с выступающими скулами, взъерошенными прическами и носами соответствующей формы. Вдруг к столику, за которым сидел Лик, подошла, покачивая бедрами, молодая женщина с сонными глазами. Лик вежливо поговорил с ней, но танцевать отказался — ведь он еще ни разу в жизни не был с женщиной и к тому же опасался попасть в какую-нибудь историю. А главное, он уже приглядел темнокожую женщину (ее кожа была примерно такого же цвета, как его), которая была намного более красивой. Но, конечно же, не такой красивой, как его сестра Сильвия (с которой он не состоял в кровном родстве).

Оркестр, игравший в заведении Малыша Брауна, был что надо. Лик, как зачарованный, слушал мелодичные блюзы, и у него было такое чувство, словно на сердце его лился бальзам. По прошествии лет Лик Холден не мог припомнить, какой именно оркестр играл в ту ночь в Сторивилле — ведь в те времена Новый Орлеан буквально выстреливал в мир первоклассными музыкантами, словно стрелок-снайпер, выбивающий фигурки в тире. Но историки, летописцы джаза предполагают, что это мог быть оркестр Альфонса Пику[49], или Мануэла Манетта[50], или самого великого Банка Джонсона[51](который стал знаменитым только в 1940-х годах).