Но пришел Франциск и указал нам путь, напомнил о начертанном за тысячелетие до состоявших ныне извращения умов и падения нравов. И ожидалось, что наступит век благоденствия и мягких нравов, но по мере того как францисканский орден разрастался и притягивал к себе лучших людей, он становился все более могуществен и все сильнее замешивался в мирские дела, и многие францисканцы стали стремиться возвратить его к прежней чистоте. Ты спрашивал меня, зачем я оставил свой высокий пост, кафедру и расположение самого Папы? Мальчик мой, я думаю, что теперь ты и сам все понял. Сейчас, в оборванном балахоне, страдая от ветра в сырой пещере, я более служу Господу, нежели пребывая в блеске мирской славы и мнимом господстве над умами и сердцами моей паствы. Воистину: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, и для тела, во что одеться; душа не больше ли пищи и тело – одежды. Слишком многие об этом забыли, и мы, францисканцы, призваны напомнить, вернуть заблудшие души к свету. Нет, я не имею в виду бедный невежественный народ, заботящийся только о своем желудке и падкий на любую громогласную ересь; я говорю о властях предержащих, но глаза свои закрывающих на все происходящие бесчинства.

Подай мне мешок, мой юный друг. Попробуем приготовить еду, если только ветер не загасит пламя. Вчера мы голодали, а сегодня у нас, кажется, будет хороший ужин. Что? Моя проповедь на площади? Я замечательно говорил? Оставь. Просто на небе уже сверкали молнии, являя собой наилучшие иллюстрации грядущего гнева Господня. В тихий вечер, такой, как вчера, мы бы снова остались с пустыми торбами. О, макароны, сыр! Настоящее богатство! Сегодня будет пир! Но что я вижу – бульонный кубик! Сегодня нам действительно подали хорошую милостыню. Как все-таки щедр человек перед лицом надвигающейся грозы, как милосерден он к неимущим, когда сам боится потерять свое скудное добро! Достань котел, брат мой, и набери немного воды, сейчас мы приготовим лучшее блюдо всякого нищего – макароны по-францискански! Как ты сказал? Разумеется, наш учитель, святой Франциск, тоже пробовал эту еду, ведь он был беден. И вот день нынешний послал нам эту пищу, возрадуемся ей, а завтрашний день не пошлет ничего, и мы примем это со смирением.

Почему макароны? Суди сам – из всего, что нам подали эти добрые люди, не составится и одной порции любой другой еды. Куски, огрызки, остатки – вот праздник нищего. Макароны же примут к себе всех, как Господь принимает к себе любую, даже самую заблудшую душу. Все, что нужно, – это собственно макароны, сыр и бульонный кубик. И хотя бы немножко любого мясного изделия, разумеется. Что? Зачем бульонный кубик? Ну кто же будет готовить это блюдо на настоящем бульоне?! Прозрачный янтарный бульон едят в домах знати, присыпав его свежей зеленью и румяными гренками. На бульоне варят прекрасные супы в лучших тавернах: астурийский чесночный, парижский луковый, польский капустный и множество других. Португальцы даже рыбные супы варят на курином бульоне. А нам остается лишь бульонный кубик. Но, мой юный друг, поверь мне, в этом милосердном блюде и кубик из последнего становится первым, как всякая скромная и праведная душа в Царствии Божием обретает сияние и славу.

Отлей немного воды, Хадсон. Еще, еще. Раскрою тебе главный секрет: воды должно быть ровно столько, чтобы она полностью впиталась в макароны и образовала густой, насыщенный соус. Бедным не пристало выливать даже отвар сушеного теста, а тем более если этот отвар сдобрен хорошим бульонным кубиком. Вот так. Куриный кубик лучше всего, но подойдет и любой другой. Пусть он растворится в кипящей воде, и тогда мы бросим в котел макароны. Чувствуешь запах? Я вижу, что да, ты глотаешь слюну. Мальчик мой, сейчас, после долгого пути, усталый и промокший, ты более насладишься трапезой, чем вельможа на праздничном пиру. Поверь мне, ведь я изведал и того, и другого. И скажу тебе вслед за Екклесиастом – все ничтожность и суета, прах и сиюминутность.

Что ты сказал? Инквизитором? Да, какое-то время я исполнял волю Всевышнего и на этом поприще. Но откуда ты узнал? Я совсем не горжусь теми двумя годами моей жизни. А… кажется, догадываюсь. Отец Иероним? Да, с годами он стал немного болтлив. Могу сказать тебе лишь одно: вынося приговор и переправляя преданного мне подсудимого мирским властям, я руководствовался лишь совершенными им поступками и исследовал причинно-следственные связи, а не вырывал пыткой признания в сношениях с дьяволом. Однажды мне пришлось…

Но не будем отвлекаться: вода вскипела, и кубик растворился. Бросим в котел макароны. О, здесь их целых два вида. Ну что же, пусть будет два. Те, что потолще, опустим в воду сейчас, а маленькие плоские мальтальятти добавим через пять минут. Прекрасно.

О чем ты спросил меня, Хадсон? Готовят ли макароны во дворцах? Увы, теперь – да. Бедность и смирение входят в моду, и кое-где даже епископам подают к столу пасту, спагетти и макароны, и даже берут на себя дерзость вспоминать при этом Франциска, и лицемерно полагают себя примером сдержанности и смирения. Но это все фарисейство. «Внешность чаши и блюдо очищают, а внутренность исполнена хищения и лукавства» – воистину о них сказано. Паста князей и епископов приготовлена их поварами из лучшей муки и отборных яиц, а подают с ней вырезку, язык, копченые окорока, лучшие колбасы и сыры. Соусы же приготовлены по рецептам французского двора. Что в этом плохого? Ничего, решительно ничего. Но нет и ничего общего с тем блюдом, которое оставил нам в наследство наш учитель. Святой Франциск предпочел бы, подобно Спасителю, перевернуть столы и остаться голодным, чем прикоснуться к таким макаронам.

Посуди сам, друг мой: если у тебя есть превосходная паста домашнего приготовления, то все, что тебе к ней нужно, это немного острого сыра и веточка базилика, иначе ты не распробуешь вкус настоящей твердозерной муки и не оценишь искусства повара, приготовившего пасту. Если в твоем распоряжении хорошее мясо – забудь о макаронах вообще, есть многие тысячи мясных блюд, гораздо более достойных роскошного стола. И наконец, соусы. Изысканный французский соус способен украсить любое блюдо, за исключением нашего. Это то же самое, как если бы я застегивал мой видавший виды дорожный плащ золотой пряжкой с рубинами. Нет, кулинария странствующего монаха совсем иного рода. Истинный францисканец сумеет так подать свои скромные макароны, что все их составляющие заиграют неведомым прежде вкусом, а загустевший бульон вкупе с самыми обычными добавками образует богатый оттенками соус. И в этом есть братство, и милосердие, и сострадание. Как Господь наш проповедовал милость к падшим, так бродячий нищенствующий повар исполняет его волю в отношении к ничтожным, почти испорченным пищевым остаткам. Ибо Бог есть во всем, и, следуя его воле в малом, мы шаг за шагом возвышаем себя для великого и тем самым следуем нашему учителю, возлюбившему Господа во всех его тварях, в цветах, в травах, в воде и воздухе.

Я вижу, макароны вскипели. Помешай их ложкой, чтобы они не слиплись. Я же займусь сыром. Какой сыр предпочтительнее? Ха-ха-ха! Ты все еще ничего не понял, мой друг. Подойдет любой сыр, лишь бы его было не слишком мало. Есть только одна тонкость в том, как его натереть. Так вот: твердые сыры, вроде пармезана или алтайского, нужно тереть мелко, чтобы получилась легчайшая сырная пудра. То же относится и к сырам обычным, но засохшим. Если засохший сыр превратить в мелкую стружку, он будет выглядеть прекрасно, почти не отличаясь от своих благородных твердых сородичей. Обычные полутвердые сыры вроде эдамских или голландских мы измельчаем на обычной терке или даже режем тонкими полосками. Такие сыры тают быстро и образуют восхитительную горячую лаву на дымящейся вершине вулкана из макарон. Ты находишь? Высказывание, достойное самого Алигьери? Хе-хе. Может быть, когда-нибудь родится поэт, который сумеет воспеть это великое в своей неприхотливости блюдо. Но я не закончил о сырах. Есть еще белые овечьи и козьи сыры. В том случае, если добрые люди оказали нам милость мягкими белыми сырами, лучше отказаться от терки, а нарезать сыры кубиками. Белый сыр растворяется не очень хорошо, но, перемешанный с готовыми макаронами, необыкновенно обогащает вкус.