Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Исследование проблемы этнической и государственной принадлежности салтово-маяцкой культуры (СМК), а также ее территории и хронологии ведет свою историю с 1900 г., когда были открыты первые ее памятники: катакомбный могильник у села Верхнее Салтово на Северском Донце и Маяцкое городище у Дивногорского монастыря на Дону. Археологический материал свидетельствовал о существовавшей здесь высокоразвитой и своеобразной культуры. Определение этноса ее носителей позволило бы пролить свет на многие моменты истории раннесредневековой Восточной Европы и Древней Руси. Поэтому данная проблема сразу приобрела некоторый политический оттенок.
Один из первых исследователей СМК А. А. Спицын высказал предположение о связи Салтовского могильника с аланами. На основе письменных и вещественных источников он пытался доказать, что с половины I тысячелетия н. э. и вплоть до монгольского нашествия в бассейне Дона обитал ираноязычный народ, именовавшийся: сарматы, аланы, роксоланы, ясы[178]. То есть те, кто считается сейчас предками современных осетин. Бросающаяся в глаза близость Салтовского могильника к аланским памятникам Северного Кавказа привела к той же точке зрения выдающегося археолога первой половины ХХ столетия Ю. В. Готье[179].
Уже в начале ХХ в. было очевидно, что СМК является, воз – можно, самой высокоразвитой культурой Средневековья в Восточной Европе. В письменных же источниках аланы-ясы таковыми не назывались, да и не локализовались в VIII – Х вв. в большинстве случаев в Подонье. Поэтому практически сразу, вопреки археологическим данным, начались поиски одного из «народов-господ», принесших «цивилизацию» славянам Поднепровья. А история изучения СМК приобрела характерные черты увлекательного романа, где главное формально остается «за кадром», но великолепно читается подтекст.
Попытка шведских археологов Т. Арне и Арендта доказать скандинавскую принадлежность СМК не получила поддержки по причине слишком очевидного отсутствия каких-либо аналогий в материальной культуре СМК и Скандинавии. Найти не то что скандинавов или германцев, но и самое отдаленное скандинавское влияние оказалось просто невозможно.
Но «господствующий этнос» вскоре был обнаружен. Им были объявлены хазары. Почему именно они? Еще до революции в отечественной науке сформировался взгляд на Хазарское государство как на самое могущественное в Европе, в подчинении которого находились все народы, населявшие ее в VIII – IX вв. Уже Густав Эверс, российский историк первой половины XIX в., пытаясь опровергнуть норманнскую теорию происхождения Русского государства, противопоставил ей… хазарскую. В начале ХХ столетия украинский историк-националист М. С. Грушевский объявил Хазарию сильнейшим государством Восточной Европы в VIII – X вв., которое спасло славян от нашествий кочевников и таким образом помогло им освоить будущие земли Киевской Руси[180]. Опиралась эта гипотеза только на одно – на сообщения Повести временных лет о хазарской дани, которой были обложены поляне, северяне, вятичи, радимичи. О самих хазарах во времена Г. Эверса не было известно почти ничего, за исключением того, что оные были кочевниками, жили на Нижней Волге и в Приазовье, а кроме верховного правителя – хакана, у хазар был еще и царь (бек). Примерно такое предстваление можно было составить из известных тогда в России источников.
К началу XX в. знания о Хазарии расширились – благодаря переводу арабских сочинений и уникального хазарского документа, письма царя Хазарии Иосифа испанскому еврею Хасдаи ибн Шафруту. Из них следовало, кроме прочего, что хазарская знать исповедовала иудаизм. Этот факт повлек за собой, во-первых, включение Хазарского каганата в историю еврейства (то, что сами хазары евреями этнически не были, игнорировалось). Во-вторых – оживление интереса к хазарам на волне политических событий конца XIX – начала ХХ вв., в частности, остро стоявшего тогда «еврейского вопроса». Так Хазария в глазах многих ученых, особенно в еврейской историографии, поднялась на новую высоту, и зародилось «хазароведение».
Степной характер салтовской культуры и всплеск интереса к Хазарии побудил археологов Д. И. Самоквасова и Д. Я. Багалея в начале ХХ столетия выдвинуть гипотезу о хазарской принадлежности и подонских могильников, и близких им северокавказских памятников.
Общий вид Правобережного Цимлянского городища
Остатки привратной башни из тесаного камня
Но ни одна из этих точек зрения – хазарская или аланская – не была достаточно обоснована фактическим материалом. Слишком мало было известно о салтовской культуре.
К 1920-м гг. ученые пришли к следующим результатам: 1) стало ясно, что бассейн Дона был заселен народами, создавшими единую культуру, и был поставлен вопрос о ее государственной и этнической принадлежности; и 2) по находкам дирхемов СМК была датирована VIII – IX вв. Причем до 1930-х гг. СМК на всей территории от верховьев Северского Донца до Нижнего Дона воспринималась как единая, этнически цельная.
Новый этап в интерпретации памятников СМК связан с именем ленинградского археолога и функционера от науки М. И. Артамонова. Под его руководством проводились обширные раскопки памятников салтовской культуры. В 1930-х гг. М. И. Артамонов со своей экспедицией изучал остатки двух крепостей у станицы Цимлянская на Нижнем Дону (сейчас там Цимлянское водохранилище). Одну из них, стоявшую на левом берегу реки, археолог сумел отождествить с развалина – ми хазарского города Саркел. Этот город был давно известен ученым по русским летописям, в которых назывался Белой Вежей (буквальный перевод тюркского Саркел). Именно его захватил в 965 г. киевский князь Святослав Игоревич. Раскопки Саркела были продолжены в 1949—1951 гг., когда было решено соединить Дон и Волгу каналом и создать водохранилище – «Цимлянское море». Так М. И. Артамонов возглавил первую новостроечную экспедицию – Волго-Донскую. Саркел находился почти в центре будущего моря. Сейчас его развалины скрыты под пятнадцатью метрами воды, как и остатки другой крепости, находившейся на противоположном берегу Дона, – Правобережного Цимлянского городища.
Волго-Донская экспедиция была одной из крупнейших в истории отечественной археологии. Ученым удалось добыть массу уникального материала о ремеслах, торговли, религии, военном деле жителей этих двух крепостей. Медики и антропологи исследовали тысячи скелетов из городских могильников, восстановив облик людей той эпохи и изучив их болезни. Антропологическая коллекция, собранная в экспедиции, стала одной из самых крупных в России.