— Охотник отправился на разговор с Гуэром Певено, а наниматель ожидал его возвращения здесь. Киф, займи, пожалуйста, место Корина.

Предзвенник встал в меловой круг, опираясь на посох.

— Не знаю, сколько времени занял тот разговор, но он рано или поздно закончился, и охотник вышел из кабинета. — Я прошёл короткий путь от дверей покоев главы дома до второго мелового круга. — Далее, судя по всему, состоялась ещё одна беседа, в ходе которой Корин Певено оказался чем-то сильно разозлён. Разозлён настолько, что назвал своего собеседника «безродным псом» и попытался ударить посохом.

Киф медленно повторил предполагаемые движения погибшего, и я наклонился, пропуская палку над головой.

— Не буду утверждать, но, возможно, охотник сделал то же самое, что и я. Как вы видели, посох никого не задел. Но именно это и послужило причиной случившегося. Корин Певено потянулся вслед за орудием своего гнева и… Киф, покажи, как он падал.

Предзвенник ещё раз размахнулся, благо я уже успел отойти в сторону, спустился по ступенькам, отмечая остановкой место, где посох на мгновение застрял в перилах, положил палку туда, куда она отлетела бы, а сам дошёл до подножия лестницы. Туда, откуда на меня смотрели хозяйка дома, вдова погибшего и охотник в сопровождении прежних дюжих слуг.

— Примерно так всё происходило.

— Что вы хотите показать нам этим… балаганом? — нарочито бесстрастно спросила Нелин.

— Только то, что сказал. Никакого убийства не было. А кто, собственно, вообще решил, что случившееся — убийство? Кто нашёл тело первым?

Аленна, грозно выставляя живот, вышла вперёд и двинулась вверх по лестнице.

— Я нашла. Корин лежал у лестницы без движения, а тот… — Она кивнула головой в сторону охотника. — Тот стоял наверху и смотрел на моего мёртвого мужа. Смотрел так, как смотрят на раздавленную колёсами телеги жабу.

Интересное сравнение. Правда, лично мне оно ни о чём не говорит.

— Что другое я могла подумать?

Лорин была хороша в исполнении праведного негодования пополам со скорбью, но у меня ещё оставались вопросы, требующие ответа.

— И всё же, вы думали. Недолго, признаю, но достаточно для принятия решения. Лишь потом вы закричали, зовя на помощь.

Она промолчала, сверля моё лицо напряжённым взглядом.

— Что же вы надумали в те минуты, эрте?

Юбки прошуршали, приближая аленну ко мне ещё на пару ступенек.

— Вы хотите знать?

Пожалуй, уже не хочу. Не нравится мне настроение, нарастающее в лестничном зале.

— Моему мужу было уже сорок три года. Зимой отпраздновали очередной день рождения. И всё это время он жил под отцовской пятой.

Тогда как ты сама желала бы водрузить на сердце, голову и прочие части тела Корина свою пяту? Могу понять.

— Проклятый старикан должен был умереть давным-давно! Ещё двадцать лет назад, когда, говорят, у него случился удар. Так нет, он всё ещё держится за жизнь… не позволяя жить своим детям.

Я невольно перевёл взгляд на Нелин, как-то внезапно уступившую право переговоров женщине, которая, если принять во внимание шаткость её положения в этом доме, должна была бы молчать старательнее всех остальных. Хозяйка дома смотрела прямо перед собой, на место, где ещё недавно громоздился куль мёртвого тела, а теперь распластался сенной болван. Смотрела не отрываясь, словно зачарованная.

А аленна продолжала:

— Вдруг он проживёт ещё десять лет? А если двадцать? Да, он когда-то заслужил свой почёт и достаток, но… Разве те, кто молод, не достойны жить полной жизнью?

Старик был домашним тираном? Почему бы и нет. Очень многие люди, перешагнувшие середину отпущенного им века, черствеют душой. Но значит ли это, что от них необходимо избавляться, да ещё столь изощрённым и неправедным способом?

— Вы сказали: «достойны». Не подскажете, с каких пор огульные обвинения стали считаться достойным делом?

— Огульные? — Лорин хохотнула. — Вы не сможете доказать, что старый пень не поручал убить Корина.

А она права. Охотник молчит, глава рода пока что тоже, а может быть, и вовсе не откроет рот: я ведь не знаю, каким успокоительным напоила его собственная дочь.

— Зато я доказал другое. Пусть эрте Гуэр и велел охотнику за демонами убить своего сына, никакого убийства не случилось. Ваш муж пострадал по собственной неосторожности, дав волю гневу.

— О да… — Алена вытянула губы в презрительную линию. — Он часто злился. И в последние дни всё чаще.

— И в конце концов обозлился настолько, что решился избавиться от отца?

Нелин вздрогнула и оторвала взгляд от мешка с сеном.

— У нас не осталось другого выхода. — Она зябко спрятала пальцы в кружева манжет. — Корин… Он пробовал поговорить с отцом. Он просил. Хотя зная брата, даже мне было трудно поверить, пусть я и сама слышала их разговор. А отец лишь отмахнулся. Сказал, что его беспокоят какие-то другие вещи. Наверное, более важные, чем родные дети.

Могу представить отчаяние, охватившее сорокалетнего мужчину, которому уже своих наследников нужно вовсю растить, а всё никак не удаётся встать на крыло, вырвавшись из родительского гнезда. Но таковы традиции Логарена: первый сын всегда остаётся с отцом и матерью, пока те не дадут благословения. Вместе с изрядной долей семейного состояния, разумеется. Но если Корин был связан старинным законом, то его сестра… Уж она-то могла убраться из Мейена, только бы нашёлся подходящий жених!

— Почему вы оставались здесь, эрте?

— Я должна была остаться.

Нелин ещё сильнее стиснула переплетённые пальцы. Наверное, её фигура должна была дышать скорбью и негодованием, но вместо этого я вдруг увидел осиротевшую девочку. Кем был для неё брат? Только родным и близким человеком? А может быть, любовником? Впрочем, сейчас это уже не имело ни малейшего значения. Она разделила судьбу Корина по доброй воле. И по доброй воле обвинила отца в вымышленном злодеянии.

Вымышленном, что самое любопытное, аленной, которая вновь пыталась прожечь моё лицо неистовым взглядом:

— Вы ведь понимаете, Смотритель… Виновен старикан или невиновен, убит был Корин или упал сам, неважно. Совсем-совсем-совсем. Есть труп, и есть бумага, пока чистая, как снег. А строчки, что на неё лягут, могут быть любыми. Понимаете?

* * *

Хочет, чтобы я подтвердил все их нелепые фантазии и обрёк на казнь сразу двух человек? Жестокая женщина, однако. Пожёстче многих мужчин. Тот же Атьен Ирриги по сравнению с ней — пушистый ягнёнок.

— Его, — Лорин обернулась и небрежно указала на охотника, — его мы повесим на воротах сразу после того, как я засвидетельствую, что своими глазами видела драку, случившуюся на лестнице. А старикан… Он ведь может скончаться от волнения. Когда ему предъявят обвинение в убийстве.