— Да, виски, пожалуйста, — ответил я машинально.

Лучше бы я этого не делал. Существующие в мире многочисленные сорта виски были представлены в его баре бурбоном «Jim Beam», причем — явно местного разлива. Льда, естественно, не было. Я сразу решил, что ужинать с ним не буду. Категорически. Чтобы пить бурбон без льда, нужно быть либо американцем, либо… Короче, ни тем ни другим я себя не считал.

Себе он налил бокал красного вина.

— «Кьянти». С моих виноградников. Всё остальное врачи запретили. Сердце, возраст. Старею… Вы не сердитесь, месье Дюпре, что я вас вот так затащил к себе. Знаете, каково нам, старикам… Да и ваш отец просил вас проведать. А мы так кстати встретились. Вот я и решил. Да… У меня для вас ещё кое-что есть.

С этими словами он сунул руку в карман и достал оттуда маленький диктофон.

— Вы уж сами нажмите куда надо, а то я в этой технике плохо разбираюсь. Берите, берите.

Я взял. Хорошая машинка. Дорогая. Нажал на «Play». Ну да, так я и думал.

«Привет, Анри. Извини, что не предупредила тебя раньше, но ты сам виноват, обещал вернуться к вечеру и пропал… Я пока поживу у друзей. Не хочу мешать твоим делам, да и они сказали, что так будет безопаснее. Не сердись. Целую. Твоя мадемуазель Софи. Да, кстати: я купила цветок, проследи, чтобы его поливали. Хорошо? Пока…»

Идиотка… Нет, я точно в прошлой жизни был маньяком и обижал маленьких детей. Иначе за что мне всё это?

— Что вы ей сказали? — как можно безмятежнее спросил я. — И зачем она вам?

— Честно говоря, мне она совершенно ни к чему. Я просто выполнял просьбу одного моего друга. Да и… за вами действительно кто-то следит. Мало ли что. А у нас девочка будет в безопасности. Вы её совсем замучили. Держать такое прелестное дитя в душном городе, в жаре… Я попросил отвезти её на море, пусть девочка развеется.

— Дон Кольбиани! Я спросил: зачем — она — вам?

Ей-богу, плевать мне было на него и на его несчастную охрану. Я знал, что могу покрошить их в мелкий винегрет, и готов был сделать это.

— Об этой услуге меня просил ваш отец, месье Дюпре. Все ваши вопросы можете задать ему, — сухо ответил Кольбиани. Почувствовал, старый лис, что может выйти боком. То-то.

— Обязательно задам, — пробормотал я и зашарил рукой по дверце, пытаясь найти ручку.

— Одну секундочку, месье Дюпре. Неужели вы думаете, что из-за таких пустяков я бы стал вас останавливать на улице? У меня есть к вам дело. Серьёзное дело.

Ого! И этому от меня что-то нужно. Если убить Давида, то он опоздал, заказ уже есть. «В очередь, сукины дети! В очередь…»

— Я в курсе вашего знакомства с синьориной Бономи, месье Дюпре. И даже догадываюсь, что стало причиной такого сближения.

— Она очень красивая женщина. И как раз в моём вкусе, — заметил я.

— Согласен, — Кольбиани склонил голову, продемонстрировав блестящую лысину. — Но синьорина Бономи не только красивая женщина. Она ещё и очень опасная женщина. Я бы сказал — безжалостная. Люди, ставшие её врагами, обычно живут очень недолго. Поверьте, я знавал многих.

Он остановился, чтобы сделать из бокала приличный глоток. Прежде чем продолжать, утер рот — рукой. Аристократ духа, блин… козопас сицилийский.

— Так получилось, что и я, и ваш отец — мы вместе имели отношение к её последней сделке. Очень крупной сделке. Сейчас возникла опасность того, что некоторые подробности этой операции станут достоянием гласности. Это угроза не только мне, но и вашему отцу, поймите. Единственная возможность избежать огласки — устранить свидетелей. Я знаю — она попросила вас… Об одной услуге. Я же иду дальше. Я хочу попросить вас, ради вашего отца, устранить последнюю угрозу.

— То есть — госпожу Бономи? — уточнил я. Он кивнул:

— Да. Как это ни прискорбно — да. Она слишком много знает.

— Об этой услуге вас тоже просил отец?

— Нет, что вы, — всполошился Кольбиани. — Синьор Дюпре ничего не знает о нашем разговоре. Как, впрочем… — Он хитро прищурился. — И о вашей миссии здесь, в Милане. Насколько я понял, он вас сюда не посылал. А уж коль скоро вы так болеете за дела отца — сам бог велит вам сделать ещё один, маленький, шажок. Я не прав?

— А почему — я? — проигнорировав его предположения, спросил я. — Неужели вам не под силу сделать это самостоятельно?

Кольбиани замялся. Снял и без того распущенный галстук, расстегнул ещё одну пуговицу на рубашке. Налил себе вина, шумно глотая, выпил.

— Видите ли, Андре… Вы позволите мне вас так называть? Так вот… Я уже говорил вам, что синьорина Бономи очень опасная женщина. Временами я думаю, что она вовсе не человек из плоти и крови, а какое-то исчадие ада. Она дьявольски хитра и осторожна. Вы первый посторонний человек, которого она подпустила к себе почти за полтора года. Её люди ей преданы. Я пытался решить эту проблему сам, но… Не смог. А у вас есть такая возможность.

Он замолчал. Я смотрел на него и не понимал. Никак не мог понять, почему я до сих пор говорю с ним, слушаю его. Пью его поганый бурбон. Вместо того чтобы прострелить его ублюдочную лысую голову. Нет, как-то я неправильно живу.

— Я подумаю, синьор Кольбиани. Вы узнаете о моём решении, — сказал я, открывая дверцу машины. Он поднял голову и бросил на меня один из своих острых, колючих взглядов. Взглянул — и сразу опустил глаза, словно змея, ужалившая жертву.

— Уверен, что узнаю, месье Дюпре. Уверен.

И я совершил очередную ошибку. Услышал эти слова и — не придал им значения.

* * *

Кортеж дона Кольбиани скрылся за поворотом, а я остался одиноко стоять посреди тротуара. Звонить Паоле мне почему-то расхотелось. Все вопросы по поводу исчезновения моей спутницы разрешились сами собой, а рассказывать синьорине Бономи о заманчивом предложении её «старого, доброго друга»? Мало ли какие мысли придут в голову этой особе… Избыточным гуманизмом она, судя по всему, не отличалась. Вдруг ей покажется, что сейчас самое время избавится от непонятного месье? Окончить свои дни в Милане мне совсем не улыбалось. С другой стороны, Кольбиани был слишком хитёр, чтобы ставить исключительно на меня. Наверняка у него был запасной план устранения опасной для него «крёстной матери». И это меня немного пугало. Во-первых, потому, что Паола была моим единственным союзником. А во-вторых, она мне просто нравилась. И чем больше я о ней думал, тем сильнее было это чувство. Никакого отношения к делу не имеющее.

Стоять на улице было глупо. Приняв решение, равно удовлетворяющее требования моего желудка и безопасности, я двинулся в сторону Piazza Duomo. К вечеру на площади собиралось множество праздношатающихся итальянцев, её ярко освещали фонари и украшали карабинеры, парочками фланировавшие с автоматами наперевес. Всё это меня вполне устраивало. Особенно кстати было множество ресторанов и ресторанчиков на любой вкус, расположенных в этом районе. Желудок мой откровенно прилип к позвоночнику, мешая ходить, думать и вообще жить. И я совершенно не намерен был с ним препираться. В результате чего довольно быстро оказался на Corso Venezia, в большом и оживлённом ресторане «Santini».