Над этими словами православного иерарха стоит призадуматься всем тем, кто так или иначе пытается рисовать картину оккупации, используя всего лишь две краски — черную и белую. Свидетельства Мартоса и других очевидцев отметают последние сомнения на этот счет: как мы уже говорили, у каждой из противоборствующих сторон была своя война, в которой во имя своей же победы чужих не жалели. Что лишний раз подтверждают и исследования, пожалуй, крупнейшего на сегодняшний день немецкого исследователя деяний Армии Крайовой в целом и на территории Белоруссии в частности Бернхарда Киари, который в своей работе «Будни за линией фронта. Оккупация, коллаборация и сопротивление в Белоруссии 1941-1944 гг.» проводит тезис, что в Белоруссии в период 1941-1944 гг. одновременно разворачивались следующие войны:

- немцев против русских;

- немцев, белорусов и поляков против евреев;

- белорусов, литовцев и украинцев против поляков[92].

Однако из этой схемы видно, что уважаемый г-н Киари, более многих других современных историков приблизившись к истине, «просмотрел» еще одну войну. Ту, что поляки вели фактически против всех, кто с их точки зрения представлял опасность для будущей польской государственности, о чем мы уже упоминали выше. Немцы же, в свою очередь, не имея достаточно собственных сил для полного контроля над ситуацией, применяли принцип «разделяй и властвуй» в политике, касающейся местного населения, и воевали собственно против советских партизан или русских, по терминологии Киари, а также евреев, привлекая к этому и поляков, и белорусов, и литовцев. При этом стоит отметить, что задача максимально использовать в своих репрессивно-карательных действиях «туземцев», чтобы не отвлекать без нужды немецкие формирования, столь необходимые для ведения войны против СССР, на «восточных кресах» реализовалась ими достаточно успешно.

На захваченной территории СССР представлены были сразу несколько ведомств и структур гитлеровской Германии: оккупационная администрация, СС, министерство 4-летнего плана Германии и т.д. Так как каждая из этих организаций, наряду с неукоснительно исполняемыми задачами по обеспечению Германии средствами по ведению войны за счет эксплуатации оккупированных территорий, имела свои «ведомственные» интересы, то решения относительно взаимодействия с местным населением принимались руководством каждой структуры отдельно и не отличалось единством. Руководство СС и полиции делало ставку на чисто силовые методы управления и потому занималось формированием вспомогательной полиции из имевшегося под рукой контингента, невзирая на его национальность. Генеральный комиссар Кубе в той же Белоруссии, к примеру, в большей степени делал ставку на привлечение к управлению именно белорусских националистов. Не обошлось и без пресловутого «человеческого» фактора. Но из каких бы принципов ни исходили немецкие оккупанты при формировании марионеточной власти на захваченных территориях, в конечном итоге цель у них была неизменная — эксплуатация всех местных ресурсов для разгрома СССР и обеспечения жизнедеятельности Германии.

Итак, немцы, пусть и разными способами, в разное время и в разных условиях, методично били в одну точку. Чего не скажешь о национальных элитах «восточных окраин», в стане которых творились не просто разброд и шатания, а неприкрытая вражда. Впрочем, справедливости ради, надо отметить, что кое-какие усилия по сближению интересов все же предпринимались. Так, ряд белорусских общественно-политических деятелей германской ориентации, объединившихся вокруг белорусских политиков и общественных деятелей предвоенной Польши В. Ивановского и Я. Станкевича, делали попытки установить контакты и найти точки взаимопонимания с поляками относительно будущей белорусской государственности. Дело доходило даже до предложения образовать после войны польско-белорусскую федерацию. В. Ивановский, назначенный оккупационными властями бургомистром Минска, оказывал содействие польскому подполью и даже имел в штате своих сотрудников двух офицеров разведки АК. Тем не менее на том все и заглохло, ввиду совершенно различного видения решения территориальных вопросов.

Главное командование АК, как мы это уже знаем, придерживалось тактики ограниченной борьбы. До середины 1943 г. его лозунгом было вооружаться, организовываться и выжидать. Прежде всего ставились задачи самообороны, проведения диверсий, организации разведывательной деятельности, а вовсе не развертывания широкого партизанского движения. Как раз этим объясняется и та активность, с которой поляки повалили в оккупационные органы администрации. «На начальном этапе оккупации поляки стали занимать главные должности в местном аппарате управления. Они принимали активное участие в работе городских, районных, волостных, поветовых управ, становились старостами, солтысами и войтами»[93]. Причем в данном случае место имели сразу две тенденции: стремление подчинить административный аппарат оккупантов влиянию АК (это как-то еще можно понять, ибо и советское подполье действовало подобным образом) и острое желание поляков вернуть свои «исконные» позиции панов среди темной недоцивилизованной ими белорусской массы.

Командование Виленского, Новогрудского, Белостокского и Полесского округов АК прямо рекомендовало согражданам занимать должности в органах власти, организованных оккупантом. Люди АК работали на железной дороге, почте, в лесничествах, в местном самоуправлении и даже в полиции. На первый взгляд, тактика такая же, как и у советских подпольщиков и партизан — и там старались внедрять своих людей в оккупационные органы управления и в полицию с разведывательными и диверсионными задачами. Но все же разница была. Как сообщал начальник штаба Новогрудского округа АК, с самого начала немецкой оккупации прилагались старания, чтобы поляки получили как можно больше мест в административных структурах, создававшихся оккупантами, чтобы затем использовать свои должности для целей польского подполья. Ведь собственно немцев в местной власти было немного, и, заняв весь средний управленческий уровень, люди АК располагали существенными ресурсами не только для организации разведывательно-диверсионной деятельности, но и для проведения своей — насколько это возможно в условиях оккупации — политики на данных территориях.

Рапорт Департамента внутренних дел Делегатуры сообщал в то время следующее: «Общее настроение сейчас среди польского населения — это радость по поводу освобождения от большевистского террора и соединения с остальной частью страны. На этом фоне в первые месяцы к немцам скорее относились с симпатией, сохраняя, в общем и целом, дистанцию и не проявляя активного политического участия. Происходили, однако, случаи, в особенности в Белостокской области, на белорусских территориях, что часть молодежи с фашистскими убеждениями, и даже ряд давнишних членов организаций национально-освободительного направления пошли на службу к немцам, создавая отряды милиции (...). В настоящий момент почти все административные посты, за исключением руководящих, занятых немцами, оказались в руках поляков, потому что оккупант занял позицию возвращения на работу тех людей, которые на этих местах находились до 1939 г. Впрочем, отсутствие белорусских специалистов вынудило оккупанта опираться на польский элемент»[94]. К слову, по некоторым данным, доля поляков в оккупационных полицейских формирования в Белоруссии составила не менее 10%.