Таким же образом монголы в Дагестане, где против них выступили аланы в союзе с кипчаками, сказали кипчакам, как тюркам: «Мы и вы одного рода, а эти аланы не из ваших, так что вам нечего помогать им». Получив от монголов подарки, кипчаки покинули алан, но после победы над аланами монголы тотчас обратились против кипчаков и отняли у них вдвое больше, чем раньше дали. Когда половцы, то есть кипчаки, нашли помощь у своих постоянных врагов, русских, монголы стали уверять и русских князей, что не собираются нападать на русскую землю, а пришли только против своих «холопов и конюхов, поганых половцев» (выражение русского летописца), причинивших и русским много зла. Точно так же в Передней Азии монголы некоторое время вели переговоры с теми владетелями, которые потом были уничтожены монгольским нашествием, например с исмаилитами и багдадским халифом.

Султан Джелал ад-дин, по-видимому в 1226 году, послал из Исфахана приказ своему везиру, действовавшему в Азербайджане, — обыскивать караваны, приходившие из Сирии, так как, по дошедшим до него сведениям, в Сирию отправился через Багдад вместе с исмаилитскими купцами татарский посол; Джелал ад-дину нужны были доказательства, на основании которых он мог бы упрекать отдельных князей и правительство халифа в сношениях с татарами. Никаких доказательств добыто не было, хотя везир не остановился не только перед обысками, но и перед истреблением исмаилитских караванов, чем поставил потом в затруднительное положение своего государя. Слухи о переговорах тем не менее могли соответствовать действительности.

Хорезмшах Мухаммед, погибший, как известно, в конце 1220 года на одном из островов Каспийского моря, так мало проявил себя в борьбе с монголами, что монголам осталось неизвестным даже его имя; все действия правительства хорезмшаха во время войны и до нее, в том числе и убиение купцов в Отраре, приписываются монгольскими источниками сыну и преемнику Мухаммеда — Джелал ад-дину. Бегство Джелал ад-дина в Индию в конце ноября 1221 года, в сущности, положило конец борьбе, хотя в следующие годы еще говорится об усмирении некоторых восстаний и взятии некоторых горных крепостей. Летом 1223 года Чингисхан покинул Туркестан и лето 1224 года провел на Иртыше. Еще при жизни Чингисхана, умершего в 1227 году, Джелал ад-дин вернулся в Иран; некоторое время спустя, в 1228 году, монголы одержали над ним победу недалеко от Исфахана, но понесли такие потери, что должны были очистить Иран; отряды Джелал ад-дина преследовали их до Амударьи, но никаких попыток поколебать власть монголов в Хорезме и Мавераннахре сделано не было.

Монгольские завоевания, по всем известиям, были связаны со страшным избиением населения. Европейскими учеными обыкновенно принимается в расчет только избиение кочевниками жителей культурных стран; на самом деле политическое объединение самих кочевников и в этом случае, как во всех других, было достигнуто только после долгой и кровавой борьбы, иногда связанной с систематическим истреблением целой народности, так что трудно сказать, было истреблено войском Чингисхана больше народа в степи или в культурных странах. Столь же трудно доказать, что монгольские завоевания принесли только выгоду кочевникам и только ущерб оседлому населению. Монгольские походы не были связаны, как, например, сельджукское нашествие на Переднюю Азию, с переселением целого народа; подавляющее большинство монголов осталось в Монголии, куда вернулся и сын Чингисхана и где после него еще более тридцати лет было местопребывание его преемников. В области государственного права был перенесен господствовавший в частном праве принцип, по которому отец при жизни выделял одного за другим старших сыновей и оставлял свое основное имущество младшему сыну; поэтому коренной юрт Чингисхана, Монголия, перешел к его младшему сыну Тулую[132]. Монгольская регулярная армия состояла из 129000 человек, из которых Тулуй получил 101 000; эти цифры наглядно показывают, как ничтожно было число ушедших в другие страны монголов по сравнению с оставшимися в Монголии.

Обширные завоевания к западу от Монголии были поделены между тремя старшими сыновьями Чингисхана, причем каждый из них получил из регулярной армии всего 4000 человек (остальные были розданы другим членам ханского рода). Границы владений каждого сына были определены только в самых общих чертах. Как к младшему сыну должен был перейти отцовский юрт, так старший сын, Джучи, должен был получить самые отдаленные из завоеванных земель; поэтому удел Джучи по мере успехов Чингисхана все более передвигался на запад. В то время, когда Чингисхан владел только Монголией, уделом Джучи были земли к западу от Селенги; во время побед на западе предполагалось, что в состав удела Джучи войдут земли «до тех пределов, до которых дойдут копыта монгольских коней». При жизни Чингисхана сюда вошли кипчакские степи к западу от Иртыша, в том числе и та местность, где были истреблены остатки мергитов, до границ царства волжских болгар. После смерти Чингисхана в состав владений потомков Джучи вошли также это царство и все русские княжества (вторжение монголов в Польшу, Венгрию и другие западноевропейские области не привело, несмотря на целый ряд побед, к прочным завоеваниям). Потомками Джучи предъявлялись также притязания на земли к югу от Кавказа и к западу от Каспийского моря; эти притязания были одной из причин частых войн между потомками Джучи и тем государством, которое в 1250-х годах было образовано монголами в Персии.

Во время действий во владениях кара-китаев и хорезмшаха, от Иртыша и на запад до Амударьи и дальше, о присоединении этих земель к владениям Джучи не говорится, за исключением городов по нижнему течению Сырдарьи и Хорезма. Именно потому, что Хорезм должен был войти в состав его владений, Джучи в 1221 году старался, хотя и безуспешно, спасти Ургенч от угрожавшего ему разорения.

Большой интерес представляет факт объединения под одной государственной властью бассейна Волги и низовьев Амударьи, между которыми и прежде была тесная культурная связь, но которые никогда, ни раньше, ни после (до завоевания Туркестана русскими), не входили в состав одного и того же государства. В первой половине XIV века Хорезм был даже теснее связан с бассейном Волги, чем с местностью по Сырдарье; при хане Узбеке монеты с именем этого хана одинаково чеканились в городах бассейна Волги и в Хорезме, тогда как в Сугнаке в это время чеканились монеты с именем другого хана, хотя тоже происходившего из рода Джучи. В состав владений Джучи и его дома первоначально входили также северные окраины империи кара-китаев: часть Джетысуйской области с городом Каялыком и вообще вся местность от Иртыша к озеру Ала-куль и дальше к Или и Сырдарье. Во время путешествия Плано Карпини[133] в 1246 году в восточной части этого района, вероятно недалеко от Иртыша, жил старший сын Джучи — Орда[134]; западная часть, вероятно область между Или и Сырдарьей, принадлежала младшему сыну Джучи — Шибану[135]; мусульманским преданием это имя впоследствии было переделано в Шейбан, вследствие чего в начале XVI века потомок Шибана, основатель узбекского государства в Туркестане, принял поэтическое прозвище Шейбани[136], совпадающее с названием арабского племени, более известным как прозвище (нисба) знаменитого факиха[137] ханифитского толка, ученика Абу Ханифы[138] и Абу Юсуфа[139]. Очень вероятно, что это популярное в мусульманском мире имя было причиной переделки имени Шибан в Шейбан и появления имени Шейбани.