– Любуюсь! – улыбнулась ему в ответ я. – А «Газель» вы правильно купили – семья-то у вас огромная: Василий Васильевич с Людмилой Алексеевной, вы с Анной, трое ваших детей, да еще собака с котом. А в ней вы, мне кажется, все вполне комфортно помещаетесь.

– Да уж! Такую команду ни в один джип не усадишь! – согласился он.

Тут из машины вылезла Анна, в вырезе легкого платья которой сиял на солнце усыпанный мелкими бриллиантами якорек, и собака переключилась на нее. За Анной появился мальчик лет трех, и я удивленно громко спросила, стараясь перекрыть собачий лай:

– У вас еще один?

– Это не наш, – посмеиваясь, покачала головой Анна.

– Это наш! Виктор-младший! – значительно заявила появившаяся за мальчиком женщина, чье светящееся счастьем лицо показалось мне знакомым. – Не узнаете? – спросила она. – Я Тамара! Герасимова! То есть была Герасимова, а теперь Чернова! А это Виктор! – представила она своего мужа, и я с интересом посмотрела на него.

– Я очень много о вас слышала, а вот вижу впервые, – сказала я, протягивая руку высокому голубоглазому блондину, который был очень похож на своего отца.

– Мне тоже очень много рассказывали о вас и отец, и Тома, и Максимовы, – с благодарностью произнес он. – Если бы не вы, то еще неизвестно, как бы эта история закончилась.

– Вы не правы, – возразила я. – Если бы Василию Васильевичу-старшему не пришло в голову разобраться с этим делом, то ничего бы не было.

– Ну, это само собой, – согласился Виктор.

– Здравствуй, дочка! – раздался вдруг голос его отца, и я обалдела.

– Александр Семенович! Вы-то здесь какими судьбами?

– Трудовой десант! – объяснил мне Василий Васильевич-средний. – Отец баню решил ставить, вот я подмогу и кликнул!

– Мы в отпуске сначала в Пензе были, а потом сюда к моим приехали и, естественно, решили помочь. А еще мой папа с Митькой тоже должны вот-вот появиться, – сказала Тамара.

– Где же вы здесь все поместитесь? – удивилась я. – Дом, конечно, большой, но и вас целый табор.

– Палатки поставим, – отмахнулся Виктор. – Климат здесь не то что у нас!

– Вы по-прежнему на Сахалине? – спросила я.

– А чего с места на место скакать? Да и выслуга идет! – объяснил он.

– Вы чего здесь все застряли? – спросил появившийся в калитке генерал, на котором висели внуки, и, увидев меня, обрадовался: – Пойдемте, Татьяна! Пообедаете с нами! Посидим, поговорим! – пригласил меня он.

Мне очень хотелось узнать, как теперь поживает мать Виктора – отец ведь приехал один, что случилось со Скворцовой и ее сыном, с Носовыми, и я посмотрела на часы. Вот это да! Долго же я здесь своим воспоминаниям предавалась!

– Хорошо, но только недолго! – сказала я.

Анна с матерью и примкнувшая к ним Тамара бросились накрывать на стол, маленькие Максимовы утащили с собой играть Витюшу Чернова. Привлеченный аппетитными запахами Пират отважился спрыгнуть с навеса и переместился поближе к столу, под которым залег Боцман, – наверное, он считал, что так будет надежнее застрахован от новых покушений со стороны мелюзги, которая, увлеченная новым другом, совсем о нем забыла, так же как и о коте. Их крики раздались откуда-то с веранды, где для них должен был быть накрыт детский стол. Тут и отец Тамары с сыном приехали, и мы сели обедать.

Стол ломился! Крупно нарезанные и залитые сметаной малиновые помидоры истекали соком так, что он почти что выливался из салатниц. Покрытые мелкими капельками воды огурцы источали тонкий аромат, окрошка зеленела от укропа и была такой холодной, что ломило зубы, но главным украшением стола была трехлитровая банка с красной икрой и большое блюдо с красной же рыбой. Я сделала себе бутерброд, и тут Чернов возмутился:

– У нас так не едят! – категорично заявил он мне.

– Да! Мы так не привыкли! – поддержала его Тамара. – Давайте я вам сделаю, как у нас принято!

Она взяла кусок хлеба, щедро намазала его маслом, а потом зачерпнула столовой ложкой икру и вывалила ее на хлеб с одного края так, что получилась настоящая гора.

– Вот так у нас едят! – сказала она, протягивая мне ложку. – Потом еще зачерпнете! А то вы и вкус-то не почувствуете!

Да уж! Так икру мне еще есть не приходилось! Но я подумала, что второго такого случая может больше не представиться, и решила не стесняться.

Разговор шел обо всем понемногу: о строительстве бани, о служебных делах Виктора, о работе Тамары в гарнизонном магазине, о болезнях и шалостях детей – ну, это больше Людмила Алексеевна говорила, которая постоянно металась между нами и верандой, но вот о том, что меня интересовало, не было сказано ни слова: то ли эта тема была запретной, то ли она никого здесь больше не волновала. Я хотела было спросить сама, но потом подумала, что не стоит портить такое радостное застолье напоминанием об этой гадкой истории. «Ничего! – подумала я. – Потом потихоньку у кого-нибудь поинтересуюсь!» Тем временем окрошка сменилась на гречневую кашу с котлетами такой величины, что одна котлета вполне могла закрыть мою ладонь. Но вот когда на столе появился самовар с пирогами, я отвалилась и решительно заявила:

– Все! На это меня уже не хватит! Я и так уже дышать не могу!

– Ну, вы хоть попробуйте! – уговаривала меня Людмила Алексеевна.

– Татьяна! Вы прогуляйтесь по саду, вот все и утрясется! А потом с новыми силами за стол! – посоветовал мне генерал.

– Ой, не надо! – взмолилась я. – Да и пора мне уже! У меня встреча с клиентом назначена, только не знаю, как я теперь до остановки автобуса доберусь, если меня живот перевешивает.

Расчет мой был прост – капитан обязательно предложит довезти меня до остановки, а по дороге я у него все и узнаю, потому что мне было любопытно до чертиков, чем же тогда все закончилось. И я оказалась права! Только он предложил довезти меня до Тарасова, но я отказалась – не стоило отрывать его так надолго от гостей.

Едва мы свернули за поворот, я спросила, решив подойти издалека:

– Василий Васильевич! А почему отец Виктора один приехал?

– Так он теперь один живет, – ответил он. – Александр Семенович так и не смог простить жене того, что она сделала. Вот она к родне в деревню и уехала. И появляется она только тогда, когда Виктор с Тамарой в отпуск приезжают, чтобы на внука полюбоваться. Только ее до него не очень-то допускают – Тома все никак не может простить ей, что из-за нее она тогда с Витькой рассталась, так что отношения у них прохладные.

– Ничего! – уверенно сказала я. – Помирятся со временем, – и спросила: – А что стало с остальными?

– Интересно? – усмехнулся он, мельком глянув на меня.

– Ужасно! – честно призналась я.

– Ну, отец ту кассету, где вы с какой-то Ниной беседовали, начальнику управления отдал. Подробностей не знаю, но слышал, что было служебное расследование в отношении следователя, который дело Феоктистовой вел, а ее саму реабилитировали и все такое.