С начала XX века в СССР для увеличения эффективности лечения сложных форм туберкулеза, наряду с ингаляциями противотуберкулезными препаратами, начали применять интертрахеальные вливания, метод введения лекарственных препаратов непосредственно в поражённое лёгкое. Поэтому врачи из Севастополя передали этот опыт своим коллегам в Петербурге. А так как они вылечили от туберкулеза царскую семью, то авторитет доктора Антуфьева был огромным. Его избрали президентом Императорской медицинской академии, но Севастополь он не покинул, продолжая готовить врачей в нем и в Ялтинском филиале университета. В конце концов, диспансеризация населения в СССР была признана во всем мире самым эффективным методом локализации многих заболеваний, доставшихся нам от царской России.

Третью проблему сразу было не решить: грамотность была на уровне 7–8 процентов у женщин и 22–29 процентов у мужчин, хотя и эти цифры реальной картины не давали. В основном у людей было неполное начальное образование. Министерство просвещения, как оно гордо себя именовало, занималось в основном высшими учебными заведениями и больше всего внимания уделяло гимназиям и закрытым учебным заведениям для обучения детей дворян. Одно хорошо, что домашнее обучение, осмеянное Пушкиным, Гончаровым и другими лучшими представителями просвещения, уступило место лицеям, гимназиям и корпусам. Но положение с образованием для остального общества было вопиющим. Министром был Евграф Колыванов, бывший томский губернатор, начальник Колыванских и Алтайских государственных заводов. Горный инженер по образованию, сенатор и попечитель Московского учебного округа, в силу своего возраста, а ему было под семьдесят, оставался в плену собственных представлений об образовании начала века. Единственным его достижением стало учреждение реальных школ и училищ, что было весьма своевременным, но для них отсутствовал преподавательский состав. В большинстве реальных школ основные предметы преподавали отставные солдаты и пожилые мастера. Сам по себе министр был умнейшим и интереснейшим человеком, геологом, описавшим Донбасский бассейн и его геологию, Алтайский край и много сделавший для Сибири. Но он был стар, чувствовал себя барином и требовал, как бывший губернатор, пиетического отношения к себе. Людей подбирал по этому принципу: услужливых. Вместо него Михайлов назначил жену профессора Максимцева, Веру Михайловну. В Харькове она преподавала математическое моделирование и вычислительные методы, доктор наук, как и муж. Так как муж всё равно переезжал в Питер, Михайлов убедил Веру Михайловну взять на себя Министерство народного просвещения, в том числе и для того, чтобы подхлестнуть женское образование, с которым дела обстояли ещё хуже, чем с мужским.

А в дома начали проводить радиоточки, наладили выпуск «тарелок» – громкоговорителей, появилась возможность влиять на настроение людей. Был создан информационный комитет. Фазово-модулированный сигнал передавался в Москву, Киев, Харьков, Нижний Новгород. Радиостанции было решено не демонстрировать. Всё шло по проводам и считалось «приложением к телеграфу».

Ещё одним «достижением» стало предотвращение браков семьи Романовых с потомками королевы Виктории, несмотря на то, что она очень стремилась таким образом сблизиться с Романовыми. Здесь огромную роль сыграли доктор Антуфьев и Светлана, так как англичане начали сватать Елену Аугусту Викторию, третью дочь Виктории, за великого князя Николая. Такой расклад полностью не устраивал Сергея, и он приложил немало усилий, чтобы расстроить эти планы. Госсовет и совет министров помещался на первом этаже старого Эрмитажа. Второй этаж занимали коллекции царской семьи, а на третьем этаже проживал наследник: Николай Александрович. По совету отца, молодой Николай частенько спускался вниз и наблюдал, что происходит на первом этаже. Наблюдал с интересом, но не пытался взглянуть слишком глубоко. Возраст ещё не подошел. Ему скоро 16 лет, летом он уедет в Севастополь. Царственные родители считали, что он уже может обучаться в университете. Сергею удалось уговорить Александра I отправить сына на полгода в Трансвааль, к Сашке Астафьеву, пусть тот подучит мальца жизни. Так и поступили, и в декабре 1858 года паровой фрегат «Мирный» отошел из Ревеля в Капфорт.

Самым большим неудобством в Петербурге было отсутствие административных зданий! Тот же Совет министров находился в Зимнем дворце. Несмотря на то, что здание было довольно большим, места особо не было. Каждый министр использовал собственный дом для работы. Отдельных зданий для министерств не было. Исключение составлял флот, причём только военно-морской, который обладал собственными огромными зданиями, сравнимыми с царскими дворцами. Поэтому Сергей решил установить вычислительный центр на Миллионной, в собственном доме. Так было и компактнее, и безопаснее. Благо место позволяло. В скверике внутри «колодца» пришлось задействовать дровяной склад под установку аварийных дизель-генераторов. Основное питание поступало с баржи у «персонального» причала. Там же стоял катер, который на зиму поднимали на борт баржи. Так было сделано у многих домовладельцев, чьи дома выходили на реки и каналы. Сам ВЦ расположился на втором этаже дома 17 на Миллионной. Там же находились помещения планового комитета.

Большим неудобством было то обстоятельство, что бумагу для его принтеров TallyGenicom 6306 и 6312 делали под Москвой и в Харькове. Приходилось доставлять довольно большие партии, а потом ее хранить на первом этаже. Но это было не единственной сложностью. Требовалось переделать всю отчетность всех учреждений, государственных заводов, фискальной и имущественной служб империи. И это в условиях почти полного отсутствия связи. Кроме примитивного телеграфа в распоряжении ничего не было, да и то не везде. Министерство почты и связи тоже пришлось переводить под управление «поселенцев». Эти, по меньшей мере, знали, что и как сделать. Начальник узла связи Стрелковки Таманцев стал министром связи. Резко возросли заказы на радиозавод в Севастополе. Сам Севас быстро рос, так как зарплаты на его заводах были выше на 25 процентов, чем в других местах. Людей устраивало даже то, что приходилось проходить через службу безопасности и полиграф.

В общем, не без пробуксовки, поезд реформ продолжил движение. К странностям премьера постепенно привыкли, хотя пресса и несколько именитых князей попытались создать определенное информационное поле и столкнуть Александра II и Сергея, напирая на то, что Александр II больше не самодержец. В конце 1859 года на Государственном Совете этот вопрос был поднят в открытую министром Киселёвым и обер-прокурором Синода графом Толстым. Их трехчасовой доклад – выступали они по очереди – камня на камне не оставлял от политики Сергея, который узурпировал всю власть в государстве, подрывает единство государства и Церкви, разрушает первоосновы православия и священное самодержавное право его императорского величества. Их выслушали не перебивая и Александр II, и Сергей. Государь, правда, задремал было. По окончанию доклада спросил:

– Сергей Юрьевич! Вот видите, сколько законов и уложений вы нарушили? Когда будет готов проект Конституции России?

– Работы по нему находятся на завершающей стадии. Через месяц он будет готов, с учётом ваших пожеланий.

– Господа министры, господа сенаторы, господин обер-прокурор! Мы на первом заседании действующего кабинета говорили, что наше стремление ограничить наше самодержавие полностью обдумано, обосновано, и мы сами стремимся передать как можно больше прав Кабинету Министров, будущей Государственной Думе и будущему Верховному Совету. У меня в руках доклад светлейшего князя Михайлова: в нем отмечается рост доходов империи на 21,8 процента по сравнению с прошлым годом. Государство богатеет, казна исправно пополняется, расходы и доходы растут пропорционально. Сократились доходы Церкви, господин обер-прокурор? Пусть сами святые отцы беспокоятся по этому поводу! Увеличилось количество и стоимость государственного имущества, милейший Павел Дмитриевич? Вы, лично, доказывали моему папеньке и мне, что если мы проведем реформу и освободим крестьян, то так и будет! Было?