Но это привело только к тому, что в городе в одночасье появились новые стенды – уже не у метро, а у других популярных в народе объектов вроде источников воды, церквей и рынков. И было ясно, как белый день, что это может продолжаться до бесконечности и на все точки часовых все равно не хватит.

Свободное слово не задушишь!

И вот ведь что интересно – народ толпами собирался около стендов с вольными дацзыбао, а на правительственные и внимания не обращал. Зря в Кремле тратили бумагу на объявление в розыск «неизвестного по прозвищу Константин», которого решили сделать главным козлом отпущения за беспорядки и поджоги, хотя он-то как раз был виноват меньше всех. Всю дорогу он только и делал, что пытался уберечь город от разгрома, но эта активность его и подвела.

Инициатива наказуема. Константин был объявлен вне закона, а настоящий главный поджигатель – блаженный Василий – прибился к Белому воинству Армагеддона, которое числилось у правительства в союзниках.

– Уходить тебе надо, – сказали Константину добрые друзья, но не когда его объявило в розыск правительство, а когда о начале охоты на сатанистов заявило в своем дацзыбао Белое воинство.

Это дацзыбао, отпечатанное на машинке на обрывке титульного листа какой-то книги с уцелевшей фразой «Издание четвертое, переработанное и дополненное», мирно висело на рекламной тумбе рядом с объявлением от руки, где говорилось, что беспорядки в Москве начались на 396-й день после Катастрофы, а это число равно 66 умножить на 6 и обозначает клеймо Антихриста.

Армагеддон же состоится на 666-й день, и до него осталось ровно девять месяцев.

Ждать девять месяцев Константин не захотел – к тому же еще неизвестно, чем этот Армагеддон кончится. И лидер алисоманов задумался над тем, в какую сторону ему лучше уходить.

Сатанисты в эти дни разбегались из города во всех направлениях. В основном, конечно, на восток, но у Константина были претензии к царю Соломону Ксанадеви, который сначала вовлек алисоманов в побоище на своей стороне, а потом бросил их в городе на произвол судьбы.

И поразмыслив, Константин решил податься в Табор. А следом за ним потянулись и все его сторонники.

Но в Таборе к новым беженцам отнеслись прохладно. Тут и без них хватало бездельников. И трудящихся тоже хватало – в связи с чем была в дефиците свободная земля.

В отличие от истринских дачников табориты, увидев, что урожаи снижаются, а сроки созревания отодвигаются, не собирались в безумные толпы, чтобы бить очкариков, напустивших на поля чумную саранчу, а бодро-весело шли корчевать лес. И раскорчевали уже все, что могли.

Алисоманы же в массе своей были закоренелые горожане, устоявшие и перед большим исходом, и перед золотой лихорадкой. На что они жили в городе, уразуметь было трудно, но за городом жить им было совершенно не на что.

Тут и подвернулась под руку опустошенная Истра. Там в Ведьминой роще были свои сатанисты из секты Заумь Беси, и Константин без труда нашел с ними общий язык.

Но когда он с местными проводниками отправился на разведку в Гапоновку, там его ждал сюрприз. Константин нарвался прямиком на законоучителя Нестора, который как раз теперь надумал основать на опушке Ведьминой рощи миссионерский центр.

Свои миссионерские способности он решил испробовать на алисоманах и был весьма неприятно удивлен, когда вместо обычного детского лепета язычников услышал в ответ связную и стройную доктрину.

– Ты прав, священник – на небе один Бог. Но кроме неба есть еще земля и мир подземный. Есть Саваоф – бог небес и законов, и сын его Джезус Крайст Суперстар, и птица его – голубь. Есть Воланд, бог подземелий и войн, и сын его Пилат, который убил Суперстара, а птица его – ворон. И есть Люцифер – бог земли и свободы, и сын его Константин, а птица его – стерх. Так говорит Заратустра.

По правде говоря, лидер алисоманов придумал все это сам, а на Заратустру ссылался только ради авторитета. Ему просто нужна была доктрина, которая помогла бы примирить всех соратников – и тех, кто вслед за Кинчевым уверовал в Бога, и тех, кто по старой памяти больше почитал сатану. А поскольку исполняющий обязанности сына Люцифера на земле был юношей умным и с богатой фантазией, ему сама собой пришла в голову эта комбинация из трех богов с их семьями и домашними животными.

У этих богов, ко всему прочему, были еще и жены, но Константин пожалел святого старца и не стал ему о них говорить. И так, слушая собеседника, Нестор бледнел, истово крестился и шептал молитвы, а узнав, что Константин мечтает побывать в аду для расширения кругозора, махнул на него рукой и даже спорить не стал.

В самом деле, о чем можно говорить с человеком, если он даже ада не боится?

Однако на прощание Нестор все же нашел подходящую угрозу и воскликнул, гневно потрясая указующим перстом:

– Недолго тебе смущать людей ересью сатанинской. Идет сюда богатырь Илья огнем и мечом крестить землю языческую.

Он уже знал, что Илья Муромец после кровопролития на свадьбе дал молодой жене такой обет.

Лишь после этого юная Вера согласилась уединиться с мужем в опочивальне и подарить ему первую брачную ночь.

Будущего сына они решили назвать Алешей Поповичем.

Богатырская свадьба на берегу Истры плавно перетекла в загонную охоту, в которой не всякий знал, на кого он охотится, но рвался к цели с энергией неандертальца, которому показали мамонта.

С мамонтами однако, были трудности. Все слоны были наперечет, и на Истре они точно не водились.

Но на это охотникам было наплевать. С гиканьем носились они по лесу пешими и верхом с таким видом, будто вознамерились истребить всю дичь миль на десять вокруг.

Эта картина могла бы вызвать сердечный приступ у любого из диких экологов или адамитов, которые оберегают жизнь, чтобы преградить дорогу злу. Но на самом деле жизнь в Экумене развивалась так бурно, что серьезно повредить ей могла разве что ядерная бомбардировка.

Никто не знает, сколько зайцев было в уцелевшем кольце земной территории наутро после Катастрофы. Наверняка немного. Пригородная зона – не лучшее место для обитания мелких травоядных.

Но они все-таки были – иначе откуда взяться целым полчищам зайцеобразных в новых лесах Экумены.

Тут, конечно, мешались еще и кролики – любимая живность дачников. Быстрее, чем они, размножались только крысы и мыши, но у тех в городе были проблемы с едой, а кроликов кормили люди.

Правда, в дни большого голода кормильцы сожрали всех городских кроликов, обитавших преимущественно на балконах. Но загородные уцелели, и благоразумные дачники долгое время ели только самцов, а самочек берегли на племя.

Живой кролик стоил больше, чем жареный, и мелкий ушастый скот быстро распространялся по дворам. И не только по дворам.

Дикие экологи, еще со времен разгрома зоопарка утвердившиеся в мысли, что все животные должны жить на воле, то и дело устраивали налеты на дачи и хутора, выпуская на свободу все живое, что там было. Их примеру следовали и другие дикари, жившие охотой и рыболовством и заинтересованные в обилии дичи.