– Что? – в момент собравшись, деловито и строго спросил Артем. Куда только делась вся его медлительная леность вкупе с сексуальностью и настроем на эротические игры.

– Да Вовку щас мыл от грязи, ваш-то тоже весь уделался, это они на самокатах по лужам наяривали, – принялся торопливо объяснять встревоженный сосед, – так вот и нашел на ноге у него клеща. И такой непростой клещ-то, здоровый и цвет фиолетово-коричневый. Ой, ребята, боюсь, что энцефалитный клещ-то это! Я сам и вытаскивать не решился. Надо его в больницу вести, ребята! Выручайте.

– Спокойно, – начальственным тоном сказал Красногорский, и Сергеич замолчал, ощутимо взбодрившись при этом. – Так, Степан Сергеич, бери Вовку, свой паспорт, документы на пацана, если имеются таковые. Родителям пока не звони, нечего их волновать, пока все точно не выяснится, к тому же они на работе.

Родители Вовки работали по сменам на производстве, причем по разным: он в одном графике, она в другом, потому и приезжали на дачу редко, успевая дома лишь денек отдохнуть, денек дела поделать, и снова на работу.

– Ариш, ты с нами? – спросил Артем.

– Конечно, а как еще? Я быстро, пять минут!

И вот намучались же они с Вовкой и его клещом!

В районной поликлинике, куда они приехали спешным порядком, их не приняли, объяснив, что у них нет таких реагентов и такой аппаратуры в лаборатории, и отправили в областную поликлинику.

Пока доехали, пока выстояли очередь таких же потерпевших любителей отдыха на природе, пока Вовке достали из ножки «подселенца» и выяснилось, что анализ будет готов только через несколько дней и никаких экспресс-анализов платно не делают…

Ждите. Ничего с ребенком не случится за это, а делать укол на всякий случай, как требовал перепуганный насмерть Степан Сергеевич, – только зазря нагружать организм ребенка ненужной химией.

Уставший от нервного напряжения взрослых, от поездок и поликлиник, от этих строгих тетенек-лаборантов, волнения деда, передавшегося ему, Вовка смотрел с тревогой, то и дело собираясь заплакать.

– Нет, так дело не пойдет, – решительно взялся успокаивать малыша Красногорский, – ты же смелый парень, победитель шланговых драконов, подумаешь, какой-то малюсенький клещ. Что он нам, соперник, что ли?

– Нет, не соперник, – твердо уверял Вовка и в подтверждение крутил головой.

– Вот именно, – похвалил его Артем, ну и поощрил, разумеется: – А давай-ка угостимся чем-нибудь вкусненьким для профилактики?

Пока они угощались «для профилактики», после которой сытый, успокоенный и довольный Вовка заснул прямо за столом в кафе, пока возвращались обратно, там и поздний вечер подобрался незаметно.

На ужин они опоздали, дамы было засуетились, ринувшись подогревать, ухаживать, но Арина с Артемом их остановили.

– Я сначала в душ, – объявила Арина, – есть пока не хочу. – И поинтересовалась, переводя взгляд с бабушки на Лидию Архиповну: – А вы чего такие уставшие и замученные? Матвей что-то выкинул?

– Да нет, Матюша как раз вел себя почти идеально, – призналась Анна Григорьевна, – просто мы что-то не рассчитали свои силы и перестарались с возней с грядками и в саду.

– Мам, – тут же мягко пожурил Артем, – мы же договаривались и, кажется, железно, что грядки-кусты и деревья не для того, чтобы упахаться, а в радость. По чуть-чуть, легко и без фанатизма.

– Да так, Артемушка, получилось, – оправдывалась Лидия Архиповна, – денек уж больно хороший выдался, и надо было убрать после дождя, и все в порядок привести, вот мы с Аней и увлеклись.

– Ладно, что уж теперь сетовать, – прервала разговоры Анна Григорьевна, – пойдем мы спать-отдыхать. Да и вы не задерживайтесь, небось устали, а вам завтра вставать ни свет ни заря.

Ладно, и впрямь, чего уж теперь удручаться попусту.

Дамы ушли в свои комнаты, Арина с Артемом, приняв душ каждый в своей части дома, и встретились на кухне.

Пусть и поздновато для ужина, но и пофиг, только вот поесть им сразу не удалось. Сразу у них случился поцелуй… затянувший в сладкий, горячий, обещающий омут.

И Артем заставил себя оторваться от губ Арины, ухватил ее за руку, молча увлек за собой, почти бегом поднялся по лестнице, в три огромных шага преодолел коридор до спальни, хлопком закрыв за собой дверь. И – быстрее, быстрее – поцелуй до полуобморока, одежда, сорванная и улетевшая в ночь, горячие губы, шальные слова, произнесенные жарким шепотом, горячие руки, прохладная простыня, принявшая их пылающие от желания тела… И все, все! Он в ней, с ней, вокруг нее, внутри ее тела…

Поднялись, взорвались на пике… и в полном бессилии спланировали в сон.

Непонятно отчего Арина внезапно проснулась посреди ночи, в самый ее темный час, не сразу сообразив, где находится, и, потянувшись рукой в ту сторону, где стояла возле ее кровати тумбочка, чтобы зажечь ночник, натолкнулась на горячее мужское тело и…

И придвинулась к нему, обняла, почувствовала его неповторимый запах, действующий на нее неизменно возбуждающе, придвинулась еще ближе и начала осторожно, тихонько целовать лицо, еле касаясь губами.

У мужчины изменился ритм и глубина дыхания, но он не двинулся, не повернулся, и Арина продолжила свое «путешествие», пройдясь губами по его шее от уха до ключицы, и двинулась дальше, с предосторожностью, медленно сместившись чуть ниже. И вдруг ее ухватили сильные руки и одним рывком уложили поверх его тела.

– Тебе бабушка не говорила, что надо опасаться спящего мужчины, а то он может и проснуться? – чуть хриповатым от сна и желания голосом спросил Артем.

И, не дождавшись ответа, накрыл ее губы своими.

И взорвалась ночь восторгом стремительного, истового соединения двух тел, переплетавшихся, берущих-отдающих, исступленно растворяющихся в возбуждении и страсти.

Они стонали, перекатывались, меняли позы и начинали все сначала, пока не достигли наивысшей точки единения вдвоем, одарившей их чувственным, слепящим взрывом…

И, обессиленные и опустошенные, снова провалились в сладостный сон.

Артем внезапно проснулся, резко и как-то в один момент, не понимая, что его разбудило. Что разбудило – непонятно, но проснулся он как-то очень уж конкретно, не чувствуя даже легкой сонливости, отчетливо понимая, что уже не заснет.

Было достаточно светло, солнце еще не встало, но небо уже на востоке светлело, птицы негромко гомонили, шуршала листва и пахло скошенной травой и сочными, спелыми грушами.

Красногорский повернул голову и посмотрел на девушку, спавшую у него на плече. На бархатистой, бледной коже ее лица проступали еле заметные веснушки, такие симпатичные, почти невидимые. Брови изгибались красивыми дугами, и алели полные, четко очерченные губы, опухшие от его страстных поцелуев, – не губы, а сплошное искушение. Буйные светлые волосы разметались по подушке и его руке, обнимавшей ее за талию, не отпуская от себя даже во сне.