— Андрей Прохорович, как вы думаете, стоит нам дальнюю часть парка переделать на англицский манер? — спросила томно княжна. — Вы слушаете меня? — окликнула она его.

Елагин мрачно смотрел перед собой и думал о своем. Перед его глазами до сих пор стояли Груша и князь Константин, когда они отправлялись на прогулку. В гнусных намерениях Урусова Андрей не сомневался. Но вот Груша? Сможет ли она противостоять напору князя и не стать его любовницей? Андрей понимал, что князь всерьез раздосадован отказом девушки и оттого сослал ее на кухню. Но она лишь слабая, беззащитная пташка. Если бы он мог остаться в усадьбе еще хотя бы на пару дней и поговорить по душам с Грушей, как уже давно этого хотел. И если бы она захотела, Елагин взял бы ее под свою защиту и обручился с ней. И уже тогда Урусов, возможно, оставил бы свои развратные желания относительно нее. Елагин прекрасно знал, что князь никогда не женится на Груше. А он, Андрей, уже через месяц мог бы стать ее мужем и по праву оберегать Грушу от всех этих надменных развратных господ.

— Андрей Прохорович, — уже сердито произнесла княжна, раздосадованная тем, что Елагин не обращает на нее внимания и всю дорогу смотрит куда-то в сторону.

Елагин перевел на Татьяну яркие голубые глаза и произнес:

— Вы что-то спрашивали, Татьяна Николаевна?

— Я думаю по-новому устроить парк, разбить прямые дорожки, установить фонтан с мраморной статуей.

— Извините, княжна, — заметил напряженно Андрей. — Но было бы лучше построить школу для крестьянских детей.

— Школу? — спросила, скорчив мину, княжна.

— Да. Вы представляете, скольких детей можно будет обучить грамоте? Это будет воистину доброе христианское дело.

— Даже не знаю, — замялась Татьяна, не горя желанием строить школу для крепостных. Но она не хотела показаться дурной хозяйкой в глазах Андрея и поэтому быстро перевела разговор на другую тему: — Когда вы собираетесь в Чубарово? Сегодня я видела Федора, он сказал, что еще вчера привез кирпич.

— Завтра поеду, — сухо ответил Андрей.

— А я думаю, вам стоит отправиться немедленно, непременно сегодня. Как вернетесь с вокзала, так сразу и поезжайте.

— Татьяна Николаевна, — хмуро произнес Елагин, начиная закипать. Эта молодая избалованная княжна совсем не считалась с чужим мнением и вела себя как взбалмошная девица, слыша только себя.

— Сегодня же. И даже не вздумайте ослушаться меня. Я все равно от дворовых все узнаю и буду ох как недовольна вами! — с угрозой вымолвила Урусова, ревниво боясь, что Андрей вновь попытается встретиться с Грушей. От злобы она перекосилась, и молодой человек отметил, что бледное невзрачное лицо княжны стало вовсе неприятным и некрасивым. — Я вернусь из столицы недели через три-четыре. И хочу, чтобы к моему приезду вы закончили с восстановлением церкви! Вы поняли меня, Андрей Прохорович?

— Все я понял, — пробубнил Елагин, отворачивая от княжны лицо, не в силах смотреть на эту желчную эгоистичную неприятную девицу, которая волею судьбы стала его хозяйкой, и которой он должен был теперь подчиняться, чтобы не остаться без куска хлеба.

После господского ужина Груша, одетая в невзрачное серое платье из простого сукна, вошла в музыкальную залу. Константин, вальяжно развалившись в кресле, курил сигару. Оглядев с ног до головы девушку, он нахмурился.

— Явилась, — сказал он холодно. — И что это за жуткий наряд на тебе, позволь спросить?

— Вы же распорядились, чтобы я помогала на кухне, так жалко красивые платья марать, — начала оправдываться Груша. Однако девушка, одевшись столь неприглядно, преследовала еще и другую цель — охладить своим невзрачным видом страсть князя.

— Убираться будешь в этом платье. А вечером больше не смей надевать подобные мрачные наряды. Пойди и переоденься, да побыстрее! И только попробуй надеть что-нибудь некрасивое. Твое дело — ублажать хозяев и доставлять своим видом им удовольствие. Разве тебе зря покупали изысканные дорогие туалеты? Ступай и не заставляй меня ждать! — закончил он, повышая голос.

Груша почти выбежала из гостиной. Когда она дошла до своей комнаты, у нее на глазах появились слезы. Переодевшись в серебристое платье с белыми кружевами, она вновь вернулась в гостиную. Князь критически оглядел ее при входе и приказал сесть за рояль.

— Что бы вы хотели услышать? — спросила Груша, чувствуя на себе обжигающий взгляд Урусова. Он сидел в кресле, сбоку от нее, недалеко от двери.

— Сама выбери что-нибудь, — велел он. — Да пой как следует, а то накажу.

Спустя час в комнату вошла Агафья и, поставив поднос с чаем на стол, покинула гостиную по приказу Константина.

Груша чувствовала себя как на раскаленной сковородке под испытывающим неотрывным взором Урусова и пыталась придать своему голосу спокойное плавное звучание. Руки ее тряслись, а голос то и дело срывался.

Довольно лаская девушку взглядом, Константин представлял непристойные сцены с участием Груши: вот он раздевает ее, ласкает ее тело, целует губы.

— И почему я раньше не поставил ее на место? — прошептал он себе под нос. — И чего ходил, вздыхал, да искал с ней встреч? — он усмехнулся своей недавней глупости.

— Вы что-то сказали? — Груша прервала игру и обернулась.

— Пойди и налей мне чая, — надменно распорядился Константин.

Груша послушно встала и, приблизившись к столику, на котором стоял поднос, наполнила фарфоровую чашку и подала ее к Константину. Князь протянул руку, как будто намереваясь взять у нее блюдце, но в последний момент быстро отдернул ладонь. Груша, невольно выпустив чашку из рук, в ужасе охнула, увидев, как чашка полетела на пол и разбилась. Весь чай пролился на ее светлое платье, оставив на нем отвратительные коричневые следы.

— До чего ты неловкая! — воскликнул притворно огорченно Константин, довольный своей гадкой выходкой.

— Простите, — замялась Груша.

— Чего стоишь, убирай осколки! — прикрикнул на нее Константин.

Девушка мгновенно опустилась на корточки и принялась собирать куски фарфора. Урусов, устремив алчный взгляд на декольте девушки, дерзко разглядывал белые полушария грудей, которые стало видно очень хорошо, после того как она опустилась на пол. Он зло ухмыльнулся.

Когда Груша сложила осколки на поднос, он холодно приказал:

— Отнеси все на кухню, переоденься и подай новый чай. Иди!

Когда Груша пришла на кухню с подносом, Агафья непонимающе уставилась на испачканное платье Груши и спросила:

— Что случилось?

— Ох, и не спрашивай, нянюшка. Я чай наливала и нечаянно разлила, — сказала озабоченно Груша. — Мне надо снова чай заварить.

— А тот что, испортился уже? — удивилась Агафья.

— Константин Николаевич приказал.