Не выдержав напряжения, Груша вновь обернулась и, устремив на него несчастный взор, нервно произнесла:

— Чего вы от меня хотите, Андрей Прохорович, я никак не пойму?

— Ничего я уже не хочу от тебя! — выпалил Андрей зло и, резко развернувшись, вылетел из кухни, едва не сбив с ног Матрену.

— Ох! Что это Андрей Прохорович так помчался? — удивилась та, входя в двери. Увидев нетронутые блины и булочки, оставшиеся на столе, она спросила: — Он что же, ничего даже не съел?

— Нет, — тихо сквозь слезы пролепетала Груша, ничего не понимая в поведении Елагина. Как-никак в прошлый раз он сказал, чтобы она дождалась его. И она ждала. И что же теперь, по приезде? Он повел себя так вызывающе и гадко, что она невольно ударила его по щеке. Понимая, что не хотела давать ему пощечину, и уже раскаявшись в своем поступке, Груша лишь шмыгала носом, стараясь не расплакаться.

В этот момент в кухню влетела запыхавшаяся Дуня и прямо с порога выпалила:

— Грушка, иди, барин встал! Завтрак требует! Опять что-то не в духе.

— И чего не спится-то окаянному? — проворчала Матрена. — Ты, Груня, булочек вчерашних ему положи да варенье сливовое. Может, еще и блинов, что Андрей Прохорович есть не стал. Там еще пирожные на окне остались.

— Я поняла, — кивнула Груша, быстро собирая поднос.

Она осторожно открыла дверь и заглянула в комнату.

— Заходи, — повелительный голос Урусова, послышался из кровати.

Девушка вошла, прикрыв за собой дверь и пройдя по белому ковру, поставила поднос на столик у окна.

— В кровать вам подать? — спросила Груша и, не поднимая глаз, уставилась в пол, зная, что князь спит всегда в одном исподнем.

— Сейчас встану, — проворчал Константин и уселся на кровати. Его голова раскалывалась и гудела от выпитой вчера водки. Он тяжело поднялся и направился через всю комнату в ванную комнату. Не закрывая дверь ванной, Урусов начал намыливать лицо.

— Полей, заснула, что ли? — прикрикнул он на Грушу. Та проворно подошла и, взяв кувшин с водой, начала поливать на руки князя, стараясь не смотреть на его обнаженные плечи и грудь.

Взяв из рук Груши полотенце, Константин принялся основательно вытираться и недовольно посмотрел на девушку, которая стояла перед ним, стыдливо опустив глаза. Еще десять дней назад его позабавило ее смущение, когда он впервые прошелся перед ней в одних подштанниках. Урусов прекрасно знал, что хорошо сложен, и многие женщины теряли голову от его обнаженного торса. И поэтому он, как павлин, распрямив плечи, каждое утро расхаживал перед Грушей в одном исподнем, пока раздавал ей приказания на день. Он хотел соблазнить ее, смутить и разжечь в ней страсть, которая так легко возникала при виде него у большинства женщин.

Однако Груша лишь опускала глаза в пол и никак не реагировала на его дерзкое поведение. И с каждым днем Урусова все больше раздражала ее стыдливость, за которой отчетливо просматривалось безразличие к нему.

— Поедешь со мной в Петербург? — спросил вдруг у девушки Константин, когда она поставила кувшин с водой на столик.

— В Петербург? — удивлено спросила Груша и подняла на него глаза.

— Да, — кивнул Урусов, убирая от лица полотенце. — Послезавтра у графини Разумовской свадьба. Татьяна сказала, что ты можешь поехать, если захочешь, — уж больно ласково предложил Урусов, опуская на туалетный столик полотенце, и призывно посмотрел на девушку.

— Нет, спасибо. Я останусь в усадьбе, — ответила Груша тихо и вновь опустила глаза, не желая куда-либо ехать с Урусовым. К тому же девушка подумала о том, что если князь уедет, то у нее хотя бы на какое-то время будет передышка от его домогательств,

Константин быстро сделал два шага к ней и схватил пальцами девушку за подбородок, заставив посмотреть себе в глаза.

— Ты же хотела поехать, я знаю, — сказал он тихо, прищурившись. — Почему же сейчас передумала?

— Уже не хочу, — ответила Груша, задрожав под его пронизывающим, поглощающим взглядом. От Урусова невозможно несло перегаром, и ей сделалось противно.

— Неужели я такой страшный? — спросил взволнованно князь.

— Нет, — ответила Груша, пытаясь придать голосу безразличие.

— Тогда поехали.

— Нет, — опять твердо повторила девушка.

Красивое лицо Константина потемнело, и он, раздосадовано глядя в ее прелестные фиолетовые глаза, процедил:

— Ступай вон, ты мне больше не нужна сегодня.

Груша облегченно вздохнула и поскорее покинула его спальню.

После обеда князь Урусов уехал в Петербург.

Двадцатого числа июня месяца Груша, как обычно, помогала на кухне Матрене. Девушка перебирала ягоды для пирога, но на душе у нее скребли кошки. Хотя Урусова не было в Никольском уже четыре дня, и Груша вздохнула чуть свободнее, сердце ее постоянно терзалось от размолвки с Андреем. Еще никогда Елагин не вел себя с ней так, как нынче, безразлично и холодно. Груша не понимала его поведения и не знала, в чем провинилась перед ним, почему молодой человек так презрительно и даже грубо обращается с нею.

Оттого, перебирая ягоды, Груша то и дело горестно вздыхала и все думала о своей теперешней жизни, которая стала совсем безрадостной.

В кухню вошла Агафья.

— Ты здесь, Груня, — сказала ласково женщина и уселась на скамью через стол от Груши.

— Матрену не видела, нянюшка? — спросила девушка.

— Она в деревню побежала, там что-то с ее сватьей приключилось.

— А то она еще час назад за щавелем для супа ушла, и все ее нет.

— Сама-то справишься?

— Наверное, — кивнула Груша. — Быстро ягоды переберу да за щавелем сбегаю, чтобы суп доварить. Еще надо пирог к ужину поставить в печь и гречу сварить. Князей-то нет, так что особо готовить не надо.

— А Прасковья и Дунька где? — поинтересовалась Агафья.

— Они вслед за Матреной ушли, да и не возвращались больше, — ответила Груша.

— Вот лентяйки. Вроде я их на реке видела, думала, что показалась мне. Ну я им сейчас задам.

Груша печально улыбнулась женщине, прекрасно зная, что почти все дворовые девки недолюбливали ее, Грушу, оттого что при покойной княгине девушка жила как барышня. Из-за этого нынче, когда Урусов заставил Грушу прислуживать как все крепостные, многие дворовые девицы враз ополчились против нее и только и искали повода, как бы поддеть и указать, какая она неумелая. Груша безропотно терпела все нападки и не отвечала, понимая, что девицы просто завидовали. Боясь еще более настроить дворовых девок против себя, Груша печально попросила Агафью:

— Не надо, нянюшка. Не ругай их.

— И что ж, ты одна будешь ужин готовить?

— Да мне не в тягость, нянюшка. Здесь за работой все ж лучше, чем в гостиных мучиться…