трюки Гайдая, которых в фильме на удивление много. И как это у режиссера хватило энергии и выдумки, чтобы до предела насытить такой большой фильм комедийными положениями и обыгрышами!

В довершение авторы нашли великолепную концовку. Итак, вся эта одиссея по поиску бриллиантов закончилась крахом. Убийство партнера из-за несуществующего, давно изъятого из стула клада! Конец, скорее пригодный для жестокой драмы. Но сразу же после такого безрадостного исхода следуют снятые в движении кадры современной Москвы: памятник Маяковскому, высокие дома проспекта Калинина, здание СЭВ, памятники Гоголю и Пушкину… И, наконец, кинотеатр «Россия». Перед ним — огромный плакат фильма «Двенадцать стульев» с портретом Остапа Бендера.

А около кинотеатра и плаката — народ, надо думать, жаждущий посмотреть новую комедию Гайдая. Здесь мы видим Эллочку со своим мужем инженером Щукиным, одноглазого шахматиста из Васюков, мадам Грицацуеву, в трепетном экстазе взирающую на портрет своего бывшего жениха. Свежее, остроумное, а главное подходящее по жанру оптимистическое завершение двухсерийной комедии.

В одном ряду с каменными и бронзовыми монументами русским литераторам величественный портрет Остапа Бендера тоже воспринимается как памятник. А в целом и о фильма начинаешь думать как о достойном памятнике Илье Ильфу и Евгению Петрову, а о созданном Арчилом Гомиашвили образе — как о памятнике одному из ярчайших и оригинальнейших образов советской литературы.

Больше того, эти монументы писателям в конце невольно навевают мысль о том, что как авторы романа, так и созданный ими образ тоже достойны таких монументов в бронзе. Тем более что памятник писателям, выполненный в соответствующей эксцентрической манере, фигурирует в фильме, и не однажды.

Если же сравнивать фильм Л. Гайдая с постановкой М. Швейцера, можно сказать, что это две ветви — абсолютно разные и потому не поддающиеся сравнению. Обе они имеют одинаковое право на существование.

Интересно сказал по поводу такого сравнения критик А. Зоркий:

«Начнем с самого главного — с правомерности гайдаевского прочтения пьесы… Но прежде, для разминки, как в КВН вот такая арифметическая задача.

Из пункта А и из пункта Б навстречу сатирической прозе Ильфа и Петрова вышли режиссер Швейцер и режиссер Гайдай. Каждый из них экранизировал по одному роману писателей, сняв по две киносерии. Спрашивается: чья экранизация лучше, точнее и ближе к роману?

Миллион компетентных зрителей ответит — экранизация «Золотого теленка». Миллион столь же компетентных зрителей — экранизация «Двенадцати стульев». А третий миллион, быть может, скажет: «Вот если бы за Ильфа и Петрова взялся третий режиссер имярек!..» И вы знаете, все «три миллиона» по-своему правы.

Я, видимо, принадлежу к четвертому миллиону зрителей, так как на поставленный А. Зорким вопрос отвечаю: «Оба фильма лучше!»

Газеты за 1972 год.

Февраль. Визит Президента США Р. Никсона в КНР. Китай выступает за поддержку НАТО, за присутствие американских военных баз в районе Тихого океана.

Март. Новые столкновения английских войск с трудящимися в Ольстере.

22 апреля. Присуждение Ленинской премии группе создателей многосерийного фильма «Освобождение» (режиссер Ю. Озеров).

Май. Р. Никсон в СССР. Подписание договора между СССР и США об ограничении систем противоракетной обороны и временное соглашение о некоторых мерах в области ограничения стратегических наступательных вооружений.

7 ноября. Президентом США переизбран Р. Никсон.

Ноябрь. В Париже Г. Кисинджер и представитель ДРВ Ле Дык Тхо разработали текст соглашения о прекращении войны во Вьетнаме.

22 ноября. В Хельсинки начались многосторонние консультации представителей 32 европейских стран, а также США и Канады по подготовке общеевропейского совещания по вопросам безопасности и сотрудничества.

Декабрь. Визит в СССР Президента Чили С. Альенде.

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ИВАНА ВАСИЛЬЕВИЧА

С «Двенадцати стульев» в творчестве Гайдая началась длительная полоса экранизаций: «Иван Васильевич меняет профессию» (по пьесе М. Булгакова), «Не может быть!» (М. Зощенко), «Инкогнито из Петербурга» (Н. Гоголь), «За спичками» (финский писатель М. Лассила). Надо думать, в литературной классике режиссер нашел то значительное идейное содержание, которое спасало комедии от огорчительного разноса критиков.

Если же принять во внимание две более ранние экранизации, «Долгий путь» (В. Короленко) и «Деловые люди» (О. Генри), то нельзя не согласиться, что экранизации занимают в творчестве режиссера значительное место и потому требуют особого разговора.

Прежде всего не может не удивить необычайно широкий диапазон литературных произведений непохожих авторов — с различными почерками, с индивидуальным жанровым решением, с неповторимым идейным и эмоциональным содержанием.

Поскольку режиссер брал для экранизации, пожалуй, самые популярные произведения и далеко не всегда добивался на экране адекватных с первоисточниками результатов, то давал обильный материал для критических наскоков.

Собственно, экранизация известных литературных и драматургических произведений всегда связана с особыми сложностями и редко кому из режиссеров удается избежать нелицеприятных критических уколов. Одни, строгие поклонники литературной классики, обычно упрекают режиссера за искажение первоисточника, за отход от литературной основы, выдержавшей испытание временем. Другие, истые новаторы, ругают за нетворческий, иллюстративный перенос на экран событийной канвы произведения, за то, что режиссер находился в плену у автора-литератора.

Что касается Гайдая, то многие упрекали его за то, что он относился к классике без должного уважения, даже, можно сказать, был запанибрата с литературным материалом, вызывающим священный трепет. И все переделывал на свой, довольно легковесный лад. Начинались разговоры об упрощении, о недопустимом искажении и даже о профанации классического произведения. «Смотреть экранизации Гайдая,— говорили критики, — все равно что слушать Баха и Бетховена в джазовом исполнении». Однако среди критиков находились и сторонники режиссера, одобрявшие такой смелый творческий подход к литературному материалу. Они отвечали оппонентам, что Бах и Бетховен в джазовой интерпретации становится обычным явлением. И при этом получаются интересные произведения.

Да, у Гайдая завидная свобода и некая творческая вольность в распоряжении литературной классикой. Это вольность талантливого, уверенного в себе человека, имеющего к тому же свой ярко выраженный почерк, свой стиль. И при экранизации любого литературного произведения не избежать его режиссерского прочтения, его гайдаевских интонаций…

Режиссер не только переносит произведения прозаиков и драматургов в другое, экранное искусство, но и переводит всех их в иной жанр — жанр эксцентрической комедии. И в таком переинтонировании сказывается его сознательная творческая позиция.

Если говорить грубо и приблизительно, то вместо едкой иронии О. Генри, сатиричности Ильфа и Петрова, сарказма Булгакова, самоиронии персонажей Зощенко, желчи Гоголя, а также легкой, я бы сказал, сочувственной насмешки Лассилы у Гайдая господствует стихия всепокоряющей развлекательности.

Следует заметить, что вольный подход при экранизации классики отнюдь не открытие Гайдая. Такой метод свободного переноса произведений художественной литературы и театральной драматургии на экран начал применяться с первых шагов становления кинематографа, сначала в силу