— Он самый.

— Продувная была баба, хоть и погибла нелепо, но сын-то этот у нее, я слышал, вроде бы… гм… особо умом не отличается.

Володин, хитро прищурив один глаз, вступил в беседу.

— Я думаю, Никита Михайлович, — сказал он полковнику, — что Леонид Аркадьевич сделал правильный выбор, на этом месте особо хитрый нам не нужен.

Самсонов усмехнулся этому «нам», но ничего не ответил.

Проводив гостей до выхода и воротившись, он велел охраннику убрать со стола остатки ужина. После этого в кабинет ввели худощавого человека с острым взглядом слегка прищуренных черных глаз. Кивком головы отпустив охрану, Самсонов указал мужчине на кресло возле камина.

— Садитесь, Шалимов, — ровным голосом произнес он, — нам с вами сейчас придется кое-что обсудить.

Один из дремавших у камина псов неожиданно поднял голову и негромко гавкнул. Вздрогнув и бросив опасливый взгляд на собак, черноглазый поспешно шлепнулся на мягкое сидение.

Из хроник Носителей Разума.

В пятый раз после Катастрофы Планета обходит греющую ее Звезду и прошла уже почти три четверти пути вдоль своей обычной траектории. Выпавшая на долю наших предков Удача отвернулась от нас, но теперь мы можем обойтись и своими силами. Поколения Носителей Разума продолжают работать. Сцепляя жестким континуумом цивилизацию Разумных Материков, они уменьшают число степеней свободы. Когда локальные возмущения вероятностей перестанут затухать, образуя стоячие волны, ход истории общества Разумных Материков изменится — в соответствии со своей Природой они сами приведут свою цивилизацию к гибели. Планета будет принадлежать только нам, Носителям Разума.

Лиза разбудила брата в семь утра, но Тимур поворочался, одним глазом глянул в окно, за которым мела густая метель, и снова уткнулся в подушку. Минут через двадцать Дианка стащила с него одеяло:

— Тимка, хватит дрыхнуть, у тебя совесть есть? Опоздаешь.

Он вяло отбивался.

— Девчонки, да рано еще! Самолет все равно опоздает — метель какая.

— Вставай, а то водой обольем, серьезно! Анвар ведь просил его встретить!

Благодаря сестрам ему удалось не опоздать и выбраться из рейсового автобуса в аэропорту Шереметьево как раз в тот момент, когда диктор объявила о прибытии самолета из Нью-Йорка. Тимур немедленно рванул с места в карьер и так спешил, что пронесся бы мимо Анвара, но тот ловко перехватил его на лету и крепко стиснул плечи.

— Сильно спешишь? Далеко бежать собрался? Привет, братуха!

— Анвар, черт! Привет, американец! Как же это я тебя не заметил?

— А с каких это пор ты стал замечать, что вокруг тебя творится? Слушай, а ты вроде бы подрос.

— До двадцати пяти люди растут, мне еще годика три осталось.

Смеясь, двоюродные братья чуть отстранились, разглядывая друг друга. Они не виделись больше трех лет, за это время Тимур действительно слегка подрос, взгляд Анвара стал жестче и спокойней.

Багаж получили быстро — пять пухлых увесистых сумок. Две из них Анвар передал Тимуру:

— Это вам с девочками. Ладно, часть заокеанских даров скинул — сразу легче стало.

— А Лиза с Дианкой уже ждут и не дождутся, — бесхитростно наябедничал Тимур, — и с раннего утра меня в аэропорт гнали, водой облить грозились. На такси поедем?

— Знаешь, Тимка, я не поеду к вам, у меня через четыре часа самолет в Тбилиси. Сейчас посажу тебя с сумками на такси и отправлю домой, а сам в Домодедово.

— Во, дает! — огорчился Тимур. — Девчонки уже кренделей напекли, а он… Назавтра не мог билет взять?

— Не мог, Тимка, соскучился, честно! Почти три года родителей и Гюлю не видел, это же представить себе!

— Ладно, тогда я с тобой до Домодедова прокачусь, поболтаем, — решил Тимур, — а оттуда домой. Погоди, только позвоню девчонкам — предупрежу.

«Икарус» был теплый, с мягкими сидениями и наполовину пустой, поэтому в багажное отделение вещи ставить не стали — пристроили на свободных местах. Вновь закружила метель, автобус тронулся, пронзая светом фар мглистый туман, кондуктор двигаясь меж рядов, отрывала билеты пассажирам и позвякивала мелочью.

Тимур довольно поерзал на сидении.

— Мягко, слушай! Ладно, рассказывай, как там в Америке.

— Сначала ты — как там девчонки?

— Девчонки? А что им делать — зубрят без сна и отдыха, обе в глубокой панике.

— С чего вдруг?

— У них бзик, что их в первую же сессию непременно должны отчислить.

Анвар рассмеялся.

— Первый курс, совсем зеленые. Напомни, в каких они институтах?

— Лизка — юрист, Дианка — доктор.

— Серьезно. Ладно, что еще интересного?

— Ну… — Тимур добросовестно порылся в памяти, — ах, да, Лизка себе парня завела.

— Да ну! Дожили, ничего себе!

— Представляешь, Толик этот к нам приходит и приходит, они с Лизкой все в столовой сидят и право учат. А я-то думаю — чего это они так долго учат? Хожу, беспокоюсь, говорю им: голова заболит столько сидеть, пошли хоть в кино сходим.

— А тебе твой глубокий аналитический ум не подсказал, что ты третий лишний, божий ты одуванчик?

— Да все Дианка виновата — надо было сразу мне толком все объяснить, а она только и сказала: как Толик придет, сразу исчезни и вообще в комнате не появляйся. Чего это мне вдруг не появляться, откуда я должен был понять?

— И как же ты все-таки дошел до сути?

— Ну, потом уже, когда я возмутился, она рассказала — они, оказывается, не только право учат, но еще и целуются, а я им мешаю. Представляешь?

Анвар, не выдержав, от души расхохотался.

— Да уж, это я себе могу представить! Как тетя Халида с дядей Сережей?

— Нормально, вроде. У Муромцевых Эрнест все еще во Франции стажируется, а Машка замуж вышла, мама не писала тебе?

На лицо Анвара набежала легкая тень.

— Если честно, я все это время ни с кем не поддерживал контакта — только с Гюлей. В восемьдесят девятом она мне еще много писала — сообщила, что бабушка Сабина умерла, и про Злату Евгеньевну тоже, я послал телеграммы. Потом написала, что дядя Сережа с тетей Халидой уехали из села в Ленинград, а теперь уже пишет по два слова за полгода. Может, обиделась — в одном письме она спросила, когда я приеду, а я…я написал, что никогда не вернусь домой и никого из родных не хочу видеть. Свинство, конечно, с моей стороны, я знаю, но просто тогда еще сил не было вспоминать и…

Внезапно он закрыл глаза, и плечи его передернула судорога.

— Я понимаю, — Тимур сочувственно поерзал, чтобы отвлечь брата от тяжелых воспоминаний, и начал рассказывать нарочито веселым тоном: — Так я про Машку — летом ездила к Эрнесту в Париж и выскочила там за американца. Они теперь везде с гастролями ездят — то в Канаду, то в Норвегию.