litbaza книги онлайнНаучная фантастикаТайны Древнего Лика - Алексей Корепанов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 34 35 36 37 38 39 40 41 42 ... 156
Перейти на страницу:

Кто сказал, что они остаток дней своих проведут в этом склепе? Найдется выход, найдется! В крайнем случае, Лео вернется на орбиту, заберет командира — «Арго» повисит и на автоматике, — и вдвоем они что-нибудь придумают. Обязательно придумают… Хотя — почему только вдвоем? Там же целый ЦУП, умник на умнике! Подскажут, как решить проблему…

— Есть… есть… — едва слышно прошептала Флоренс. — Проступает…

Она прислонилась спиной к стене, закрыла глаза и начала медленно, с остановками, говорить, словно впав в транс, — и вновь казалось, что она читает невидимую книгу.

— О Лучезарный! Ну почему, почему именно я стал избранником твоим, почему именно мои глаза ты открыл, чтобы мог я видеть то, что неведомо никому, кроме тебя? Есть ведь другие, более достойные дара твоего… Нет!.. Не дара — тяжкого бремени, которое возложил ты на слабые плечи мои…

Слова Флоренс камнями падали в тишину, и понятно было, что ее голосом говорит сейчас кто-то другой, говорит из глубины времен.

— О Лучезарный, прости мне дерзкие слова мои, отврати гнев свой от недостойного творения твоего! Смиряюсь, о Лучезарный, покоряюсь воле твоей, ибо кто есть я? Пылинка жалкая, ветром гонимая, песчинка малая на речном берегу, листок увядший в бурном потоке. И не мне, ничтожному, судить о деяниях твоих, о Лучезарный! Не мне, чья жизнь — одно мгновение пред ликом твоим, пытаться проникнуть в помыслы твои, разгадать намерения твои…

Смиряюсь и принимаю этот дар твой, о Лучезарный, смиряюсь и принимаю тяжкое бремя умения видеть то, что скрыто от других до поры, что откроется другим лишь в урочный час. Может быть, ты, о Лучезарный, возжелал испытать стойкость мою, проверить крепость веры моей, силу и терпение мое? Не дано простому смертному ведать замыслы твои, о Лучезарный… Но достоин ли я дара твоего?

Одно знаю: я — избранник твой, о Лучезарный, и ступил на этот скорбный путь, и идти мне по нему до конца. Я избран тобою, о мой повелитель…

Отвернулись от меня сообщинники мои, и одиноким я стал среди них, но не дрогнула от этого одиночества вера моя, но укрепилась еще более… Одиночество — удел каждого под этими небесами, и каждый одинок в любой толпе, среди радости и среди печали… Одинокими мы приходим в этот мир и одинокими покидаем его, и тает пелена иллюзий, из которых соткана была наша жизнь… Я до самого дна познал эту тяжкую истину…

О Лучезарный, как все-таки ничтожен я, служитель твой! Не смог я сразу распознать, прочувствовать, осмыслить необычный дар твой, отгородивший меня незримой, но непреодолимой стеной от сообщинников моих. Глаза мои уже видели то, что скрыто от других до урочного часа, а жалкий разум мой еще не мог понять открывшееся глазам. Утром видел я Лото-Олу, окруженного бледным пламенем, и словно исходило пламя из головы его; и из рук и ног его, извиваясь, струились змеи огненные, подобные большим лепесткам коварного ночного чари. И стоял могучий Лото-Ола у жилища своего, крепкой рукой сжимая копье, и от губ его змеился бледный огонь, но никто не замечал этого огня, кроме меня, избранника твоего, о Лучезарный! И прислонилась к его плечу стройная Куму-Ру, и не чувствовала огня, и надела на шею ему ожерелье из желтых камней. И ушел Лото-Ола, и другие с ним, за добычей, ибо кончились с этим твоим восходом, о Лучезарный, священные праздники Кадам, и надлежало, согласно канону, поразить быстрого ургуна для жертвоприношения.

И видел я это, когда шел к Священному огню, — и задрожали ноги мои, и заполз ужас в душу мою, и гадал я, что значит это странное видение, явившееся мне. И вступил я в храм твой, о Лучезарный, и вознес молитвы тебе, чтобы направил ты разум мой на истинный путь и дал мне понять, что значит странное видение.

И не вернулся с добычей Лото-Ола, а принесли бездыханным тело его сильное, завернутое в листья папаринуса. Упорхнула душа его птицей зен в темные воды Мертвой реки, потому что смертелен был укус ползучей хинтаа, затаившейся на пути охотников.

Рыдала стройная Куму-Ру, рвала в отчаянии черные волосы свои, и рыдали подруги ее, над недвижным телом Лото-Олы склонившись. И рыдала юная Рее-Ену, и охватило ее пламя струящееся, пламя бледное, видимое только моим глазам… Трижды прятал ты свой лик, о Лучезарный, и трижды вновь освещал поднебесный мир — и не встала юная Рее-Ену с постели своей, не вышла из жилища своего. И больше не слышал никто веселого смеха ее. Вздулась шея ее нежная, посинела шея ее от смертельного яда страшного многоногого мохнатого хо — и пробудился наконец ото сна разум мой, о Лучезарный! Понял я, ничтожный, какой печальный дар послал ты мне, и смирился с судьбой своей, и принял участь свою, ибо невозможно и бессмысленно противиться выбору твоему, о Лучезарный…

И печальны и скорбны стали дни мои, ибо нет ничего горше, чем видеть то, что скрыто от других! Чередой тянулись дни и ночи, и облетала листва, и падал снег, и вновь разливались реки, подчиняясь переменам звездных узоров в небесах, — и неизбежно приходил день, когда видел я бледное пламя над кем-нибудь из сообщинников моих. По утрам говорил я об этом с порога храма твоего, о Лучезарный, и улетала вслед за тем еще одна душа птицей зен в темные воды Мертвой реки…

Бесконечно одиноким сделался я, о Лучезарный, среди сообщинников моих, и закрывали они лица свои и отворачивались, лишь завидев меня, и уходили поспешно, чтобы не слышать меня. И несли мне плоды, и мясо, и рыбу, и сок дерева банлу в храм твой, о Лучезарный, и умоляли меня не выходить больше из храма твоего и не печалить их мрачными предсказаниями, что обязательно сбываются в роковой час…

Уединился я в подземелье под жертвенной чашей, но не было мне покоя. Видел я во мраке образы сообщинников моих, проплывающие медленной чередой, и лилось бледное пламя от дряхлой Тава-Гаа, и узнавал я потом, выйдя на свет, что уже предано огню тело ее, и прах развеян над Полем ушедших. И лилось бледное пламя от Долу-Уна — и никто больше не видел знахаря, поутру отправившегося в заречную чащу за травами…

И молчал я, о Лучезарный, никому больше ничего не говорил я о скорбных видениях моих…

Но настал день, о Лучезарный, когда не смог я молчать и воззвал с порога храма твоего к сообщинникам моим, чтобы услышали они меня и покинули эти края, потому что задумал ты обрушить на мир гнев свой и наказать всех живущих за прегрешения прежних поколений, ибо давно уже сказано: «Отцы ели кислые плоды, а у детей оскомина: грехи отцов — на детях их».

Алекс Батлер сделал невольное движение, услышав эти слова, а Флоренс продолжала монотонным голосом, делая паузы после каждой фразы:

— Послал ты мне видение, о Лучезарный, и было ужасно это видение… Бушевали в небе яростные огни, огни гнева твоего, о Лучезарный, и огненные камни сыпались вниз, и горело все вокруг, и в пар превращались воды, и глубокие провалы возникали на месте лесов, и сотрясалась земля, и раздвигалась, и падали в бездну строения… Ярче лика твоего полыхали те безжалостные карающие огни, и умирало все живое в день, когда решил ты покарать нас, о Лучезарный, и великий твой гнев обращал весь мир в мертвый пепел…

1 ... 34 35 36 37 38 39 40 41 42 ... 156
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?