Сей напряженный разговор между Джералдом и суровым капитаном «Карла Великого» происходил в рубке катера, когда последние лучи солнца подкрашивали оранжевым безоблачное небо, а слева по борту тянулись пристани речной гавани Мангейма – довольно большого города, принадлежащего княжеству Вюртемберг и стоящего почти на слиянии Великого Пути и реки Ягст, тянущейся от Швабских Альп до Седого Рейна.

Капитан целеустремленно направил катер в устье Ягста, свернув влево с «большой дороги» к расположенному всего в двух милях на восток городу. Концессионеры заметили резкое изменение курса судна лишь когда «Карл Великий» окончательно вышел на фарватер более узкого и мелководного Ягста. Лорд Вулси немедля побежал выяснять у капитана, носившего вполне соответствующую его характеру фамилию Пфеффер – «Перец», что произошло и почему условия контракта не соблюдаются. Герр капитан коротко доложился, что плавать ночью по Рейну он не собирается. Слишком опасно. И река непредсказуема, и, видно, нехорошие люди завелись. Иначе, как объяснить бесследную пропажу «Фальке» вместе с командой из пяти бывалых речников?

Джералд мог объяснить. Видел своими глазами. Однако милорд, кивнув капитану Пфефферу, вышел из рубки и сразу отправился в каюту, где уже вовсю храпел чумазый Робер де Монброн, утомившийся от грязной работы в машинном отделении катера и дневных приключений, а Тимоти, доктор Шпилер и перепачканный угольной пыльцой Ойген пытались начать партию в бридж, но у них ничего не получалось – австриец и доктор почти ничего не соображали в карточных играх, а Тим устал объяснять правила.

– Ночуем в Мангейме, – коротко пояснил Джералд запутавшимся в картах игрокам. – С корабля не сходить. Капитан обещал ошвартоваться как можно дальше от интересующихся глаз. Придется купить и загрузить пару сотен фунтов угля. И еще… Джентльмены, спать будем по очереди. Сначала я и доктор, потом Тимоти и Ойген. Мы устали, знаю. Отоспимся во Франции. Сейчас придется наблюдать за нашим общим сокровищем – вы все заметили, проклятие начинало действовать вскоре после полуночи? Ойген?

– Милорд?

– Ты… Точнее то, что в тебе… Я это говорю ему. Хаген, если ты слышишь – помоги. Полагаю, только ты знаешь, как обуздать тварь. И… Мне надо поговорить с тобой по очень важному поводу. Как можно быстрее.

Ойген, немного озадаченный, посидел с минуту молча, а потом сказал:

– Знаете, сударь, он, по-моему, услышал. Не объяснишь человеческим языком, но во мне будто что-то перевернулось. И я боюсь его.

– Не надо, – наивозможно мягко сказал доктор. – Он не причинит тебе вреда. Хаген – наш единственный союзник. И нет ничего опасного в том, что он живет в тебе как… как…

– Как глиста? – с милой деревенской непосредственностью уточнил Реннер. – Правильно?

– Э… Почти. Точнее, совсем не так. Словом, не бойся его. Если получится, попытайся с ним поговорить. Вдруг вы подружитесь?

– Док, вы законченный псих, – прямо заявил Тимоти. – Хотя, один черт знает, что мы выкопали на Рейне. Но это, клянусь, интересно! Ойген, слышишь, капитан зовет! А мы обещали помогать. Поднялись, побежали!

Джералд молча позавидовал. Тим, старший и любимый сын миллионера (имевший, впрочем, самые плебейские из всех плебейских корней – ирландец!), наследник и держатель почти половины акций компании «Техаско О’Донован Ойл», никогда не бегал от черной работы, на раскопках возился вместе с поденщиками в глине и грязи, курил с ними дрянные папиросы и пил вонючий ром… А теперь он фактически превратился в оптимистичное знамя провалившейся концессии, обретшей клад, а с ним и проклятие древнего чешуйчатого ящера, полубога, Духа Разрушения, Фафнира.

Тимоти южанин, техасец, оставшийся тем, кем и воспитали – конфедератом, ненавидящим янки, работягой и взбаломошным авантюристом в духе как недавних, так и давно забытых предков. Папашины миллионы его не испортили. Американский ирландец – не тупой янки, а именно ирландец-конфедерат с Юга, – кто может быть бесстрашнее и наглее? Только ирландец австралийский, и то не всякий…

Ему можно завидовать. Никакой утонченный лорд Альбиона не сумеет одновременно выдержать два образования – британского чопорно-колледжского и американско-техасского, пиратского. Тим выволок на своем горбу и то, и другое, став самым незаменимым членом команды лорда Вулси. Нахальный, склонный к безумным аферам, любящий покрасоваться и пострелять, и одновременно вполне свободно говорящий на трех языках великих мировых империй – французском, немецком и русском; запомнивший пресловутый бином Ньютона, способный легко договориться как с самым утонченным маркизом, так и с грязным клошаром из гавани провинциального германского городка… За такими людьми будущее? Возможно. Но уж точно не за вымирающей аристократией, владеющей только громкими именами предков, бесполезными банковскими счетами, причем постоянно тающими, и ничем не обоснованной гордыней наследников феодальных князей.

На сией грустной ноте лорд Вулси закончил размышления о смене старой аристократии на новую, и решился пройти на палубу. Капитан Пфеффер как раз подгонял свое небольшое судно к причалу. Ойген, Тим и совсем молодой матрос-кочегар (кстати, приятель Ойгена по старой работе), представившийся Вольфом Лаубом, готовили длинные вервия, по-морскому именующиеся «швартовами».

В полутьме вырисовывались контуры города и господствующий над черепичными крышами колючий двузубец готического собора.

«Карл Великий» прибыл на кратковременную ночную стоянку в Мангейм, княжество Вюртемберг, входящее в состав обширных земель Германской империи.

* * *

Можно удивляться сколько угодно, но ночь с 29 на 30 марта прошла абсолютно спокойно. Появления сверхъестественных существ не отмечалось, с Ойгеном никаких пертурбаций не происходило – Хаген словно глубоко уснул. Полиция на борт «Карла» не заглядывала… «Тишь, гладь и Божья благодать», как высказался Тимоти. В соответствии с вечерней договоренностью дежурили по двое, тщательно наблюдали за опасным ящиком и природными явлениями вообще, однако за время с полуночи до пяти утра не произошло ничего страшнее кратковременной весенней грозы, нагнанной ветром с запада, и получасового ливня.

Едва рассвело, капитан поднялся, проворчал, что недолго прогуляется по гавани, и отбыл, приказав Ойгену и матросу разводить пары – по возвращении герра Пфеффера судно немедленно выходит в дальнейшее (и уже недолгое) плавание. К полудню благородные господа непременно окажутся в Страсбурге.

Капитан, как и обещал, пришел совсем скоро, молча перебросил лорду Вулси пачку перевязанных бечевкой утренних газет и направился прямиком в рубку. Еще через двадцать минут «Карл Великий» довольно резво шел к месту слияния Рейна и Ягста, а Джералд созвал чрезвычайное собрание концессии. Повод был настолько значительный, что игнорировать поступившие новости было бы преступной самонадеянностью.

Газеты, зачем-то доставленные капитаном Пфеффером, в абсолютном большинстве являлись дешевыми утренними листками, из серьезных изданий выделялось только «Берлинер Рундшау», представляющее вполне уважаемую буржуазную прессу. За пухлого «Берлинского обозревателя» первым делом и взялся милорд, процитировав вслух крупный заголовок на первой странице: