Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ай! Щекотно! Миша, прошу, перестань! Я пошутила, больше не буду! — я понимал, что это шутка. Но меня что-то насторожило. В каждой шутке есть доля шутки. А вдруг я правда потолстел? С появлением в моей жизни Снежаны я стал есть много вкусной домашней пищи. А я если я стану старым, толстым мужиком средних лет с обвисшим пузом, она найдет другого.
В ней нет ни грамма лишнего веса. Ни худая, ни толстая. Есть за что ухватиться. Что я и люблю делать. И не я один фанат её аппетитных форм. Столько раз замечал, как мужики зависают на ее груди, видят, и программа ломается. Как идиоты стоят и пускают слюни. А я ревную. Жутко. Потому что многие из них намного моложе меня.
Игра возбуждает и меня, и её, я начинаю расстёгивать джинсы. Ненавижу. Так много времени уходит, чтобы снять облегающую ткань. То ли дело юбка. Задрал и красота. Я так быстро оказываюсь в ней.
Снежана торопливо снимает с меня футболку, обнимает за шею и впивается в сосок, втягивает, играет язычком, хитро посматривает на меня. Я накидываюсь на ее губы, параллельно расстегивая ремень. Предвкушая как буду её брать, испробую все позы. Член дёргается, предвкушая, как будет таранить нежную плоть. Нас прерывает звонок.
— Ответь.
— Сейчас? Не хочу. Потом, — опять её целую. Телефон умолкает и начинает звонить с новой силой.
— Черт! — злюсь, проклиная неизвестного абонента, достаю его из кармана. — Да! — рявкаю в трубку, не посмотрев на имя.
— Миша, — слышу жалобный заплаканный голос жены.
— Вика? — Снежана вмиг напрягается, взгляд становится обеспокоенным, ревнивым.
— Что случилось?
— Не знаю. Живот болит. Я так боюсь, что потеряю нашего малыша.
— Ты скорую вызывала? — встаю и начинаю одеваться. Снежана тоже начинает одеваться, поняла по разговору что что-то случилось.
— Нет. Приезжай, отвези меня. Пожалуйста.
— Да. Сейчас приедем.
— С ней?! Только не это! Ну раз ты так занят своей… новой девушкой, что не можешь позаботиться о ребенке, то тогда не смею больше беспокоить.
— Я приеду. Один, — Снежа садиться на кровать и растерянно смотрит на меня.
— Я быстро отвезу её в больницу и приеду. Прости. Она просила, чтобы я был один.
— Конечно. Я понимаю, — она ковыряет ногти.
— Не злись, Снежинка, — быстро целую её.
— Я не злюсь, — она выдавливает из себя подобие улыбки. — Не беспокойся. Со мной все в порядке. А я пока приготовлю что-нибудь вкусненькое, — уже веселее говорит она, обнимает меня за шею.
— Отлично. Только не сильно калорийное.
— Миша. Я же пошутила. — киваю и выхожу в коридор.
Снежа расспрашивает меня про Вику, переживает за нее и ребенка. С тяжёлым сердцем выхожу из квартиры.
Понимаю, что это выглядит не очень хорошо, по отношению к Снежане, но и игнорировать её просьбу о помощи не могу. Неважно мой это ребенок, или нет. Если Вика его потеряет, то я себе этого не прощу. Чувствую себя при этом мерзко. Будто живу на две семьи.
Снежана
Со злостью натираю плитку. Я так переживала, так погрузилась в свои мысли, что у меня ничего не получается приготовить. Пирог из слоённого теста подгорел, брокколи, что я готовила для гарнира, пересолила. А все дело в том, что Миши уже нет четыре часа.
Я понимаю, что у него важное дело, что я сейчас должна волноваться не о том, что Миша посмотрит на беременную Вику и примет решение, что она важнее, что любит ее, а меня оставит.
Эти дни, проведенные с ним, стали самыми счастливыми. И потерять его будет тяжело. Он словно врос мне под кожу. Когда его нет рядом, даже дышать трудно и думаю я только о нем.
Вернись он к Вике, это было бы правильно, но я конченная эгоистка, не смогу его отпустить.
Не радует даже кухня напичканная по последнему слову техники и квартира, о которой я так мечтала. Без него она пустая, холодная и огромная. Это раздражает, что я так зависима от него.
— Снежинка! Я дома! — слышу его голос и напряжение, в котором прибывала все эти четыре часа, отпускает. — А что ты меня не встречаешь? — Миша обнимает меня сзади, целует в шею. Я сжимаю губку, пытаясь выглядеть спокойной, но слезный поток подбирается, щиплет глаза, готовый хлынуть, прорывая дамбу сдержанности.
Это происходит. Миша разворачивает к себе лицом, строго смотрит, придерживая за плечи.
— Ты расстроилась? Что меня долго не было? Прости на Петровском бульваре как обычно пробки.
— У меня ничего не получилось. Пирог подгорел, брокколи пересолила.
— Из-за этого расстроилась? Глупышка, — он притянул к себе и чмокнул в макушку. Я переполнилась ярким солнечным светом. Искрилась от счастья изнутри. Жмурясь, поцеловала его в шею, вдыхая дурманящий запах своего мужчины, успокаиваясь.
— Но не все так плохо. Есть мясо на пару. На работу пароварки не смогла повлиять моя рассеянность.
— Ты из-за Вики расстроилась? — щеки предательски вспыхнули от стыда, я опустила голову, не в силах смотреть на Мишу.
Я не могу, не имею права ревновать его к ребенку. Это слишком! Не хотелось становиться не сдержанной неуверенной в себе истеричкой, что маниакально вцепляется в мужика, боясь его потерять. Но это происходит! И это злит меня. Это путь в никуда. А я хочу для нас будущего. И Миша всё прочитал, всё понял.
— Прости, — улыбнулась. — Как Вика? Как малыш?
— Все хорошо. Врачи сказали что угрозы больше нет. Снежа, мне придется часто навещать Вику. Понимаешь, ее сорок врачи называют ее старородящей, бояться за её здоровье. Ребенка надо выносить, это для нее, да и для меня важно.
Я ей сказал, что как только родиться малыш, сделаем тест ДНК. Он вполне может оказаться ребенком твоего отца. Но пока это делать не могу. Рисковать ребенком и брать у него кровь в утробе — опасно. Вика так ждала малыша, так хотела родить, не хочу лишать её мечты.
— Я понимаю. Ты меня извини. Ты все правильно делаешь.
Ну что? Рискнешь? Попробуешь брокколи? Я его промыла. Вкус, конечно, не такой, но если очень голоден, то вполне съедобно.
— Я все съём. Корми меня, женщина. Я голодный как волк!
Олег Геннадьевич сухо просит меня отнести документы Михаилу. Я растерянно киваю, не понимаю, почему он стал таким. Раньше он всегда приветствовал меня улыбкой, а теперь только рявкает и делает замечание. То почему я принесла кофе, когда он просил чай. Хотя он всегда пьет черный кофе с
