* * *

Устроив Лукаса в кровати и зафиксировав ему плечо двумя подушками, София удалилась в гардеробную. Там она схватила шкатулку со швейными принадлежностями, в шкафчике-аптечке в ванной нашла пузырек со спиртом и бегом вернулась в свою комнату. Подсела к Лукасу, свинтила с пузырька колпачок, намочила спиртом нитку и попыталась вдеть ее в иголочное ушко.

– Как бы ты меня не убила своей штопкой, – проговорил Лукас с улыбкой. – Ты дрожишь!

– Ничего подобного! – И она торжествующе показала иголку со вдетой ниткой.

Лукас ласково отодвинул от себя руку Софии, погладил ее по щеке, привлек к себе.

– Я боюсь скомпрометировать тебя своим присутствием.

– Не скрою, вечера в твоем обществе крайне рискованны.

– Моему работодателю приходится полагаться на случай.

– Почему в тебя стреляли?

– Наверное, чтобы испытать меня и прийти к тем же выводам, которые сделала ты. На мне не должно было появиться ран. Общаясь с тобой, я теряю свою силу. Остается молиться, чтобы с тобой происходило то же самое.

– Что ты собираешься предпринять?

– Напасть на тебя он не посмеет. Твоя ангельская неприкосновенность наводит на размышления.

София заглянула Лукасу в глаза.

– Я говорю не об этом. Что с нами будет через два дня?

Он провел кончиком пальца по губам Софии, она не стала сопротивляться.

– О чем ты думаешь? – взволнованно спросила она, снова берясь за иголку.

– В день падения Берлинской стены люди по обеим ее сторонам обнаружили, что похожи друг на друга. С обеих сторон стояли дома, ездили машины, по вечерам на всех улицах загорались фонари. Они бывали счастливы и несчастливы по разным причинам, но дети Запада и Востока поняли, что с другой стороны все не так, как им раньше втолковывали.

– Почему ты это говоришь?

– Потому что слышу виолончель Ростроповича.

– Что она играет? – спросила она, заканчивая третий шов.

– Я впервые ее слушаю! К тому же ты делаешь мне больно…

София нагнулась к Лукасу, чтобы перекусить зубами нитку. Потом, прижавшись лбом к его плечу, застыла. Их объединяла тишина. Лукас погладил здоровой рукой волосы Софии. От его ласки она затрепетала.

– Два дня – это так мало!

– Мало, – шепотом согласился он.

– Нас разлучат. Это неизбежно.

Впервые оба, София и Лукас, устрашились вечности.

– Может быть, попробовать договориться, чтобы тебя отпустили со мной? – робко молвила София.

– Переговоры с Президентом невозможны, особенно когда его провели. И вообще, я очень боюсь, что доступ в твой мир для меня невозможен.

– Но раньше существовали места перехода между Востоком и Западом… – начала она, приближая кончик иголки к краю раны.

Лукас поморщился и вскрикнул.

– Вот неженка! Я до тебя почти не дотронулась! Дай закончить начатое.

Дверь резко распахнулась. Вошла Матильда, опиравшаяся за неимением костыля на швабру.

– Я не виновата, что у тебя здесь бумажные стены! – заявила она, прыгая к ним. Сев на кровать, она приказала Софии: – Давай сюда иголку! А ты, – обратилась она к Лукасу, – сядь поближе. Тебе ужасно повезло, я левша!

И она умело завершила наложение швов. Всего их потребовалось шесть – три спереди и три на спине.

– Два года за прилавком в злачном месте – отличный способ набить руку в ремесле сестры милосердия, особенно когда ты влюблена во владельца. Кстати, прежде чем пойти спать, я должна кое-что сказать вам обоим. После этого я очень постараюсь внушить себе, что я сплю, и пусть завтра утром я буду хохотать до упаду, вспоминая сон, который мне сейчас снится.

Опираясь на свой импровизированный костыль, Матильда запрыгала к двери. Прежде чем выйти, она оглянулась на подругу и ее друга.

– Не важно, ошибаетесь вы на свой счет или нет. Ао встречи с тобой, София, я думала, что настоящее счастье на этой земле встречается только в глупых книжках, этим они как будто и отличались. Но однажды ты мне сказала, что даже у самого худшего из нас где-то спрятаны крылышки и надо помочь ему их раскрыть, а не осуждать его. Воспользуйся своим шансом! Если бы мне попался такой, как он, то будь уверена, старушка, я бы его не выпустила. А ты, раненый верзила, заруби себе на носу: если выдерешь у нее хоть одно перышко, я расковыряю твою рану вязальной иглой! И не надо таких гримас, слышите? Что бы на вашу долю ни выпало, я категорически запрещаю вам опускать руки. Если вы откажетесь от борьбы, то мир пошатнется – по крайней мере, мой!

Дверь за ней захлопнулась. Лукас и София не проронили ни слова. Они услышали ее шаги по паркету гостиной. Уже со своей кровати Матильда крикнула:

– Помнишь, я тебе говорила, что ты изображаешь из себя недотрогу, прямо ангелочка какого-то? Как видишь, я не так уж ошибалась!

Она решительно выключила настольную лампу. Во все темные окна дома просачивался сквозь занавески лунный свет. Матильда накрыла голову подушкой. У себя в комнате София прильнула у Лукасу.

Через приоткрытое окно ванной комнаты было слышно, как колокола собора Божьей Милости раскатисто бьют двенадцать раз.

И была ночь, и было утро…

Рассвет пятого дня застал обоих спящими. В открытое окно вместе с утренней свежестью проникали осенние ароматы. София прижималась к Лукасу. Стон Матильды нарушил ее тревожный сон. Она потянулась – и тут же замерла, вспомнив, что лежит не одна. Она медленно отодвинула одеяло и оделась в то, в чем была накануне. В гостиную она прокралась на цыпочках.

– Тебе плохо?

– Просто неудачная поза, приступ боли. Прости, я не хотела тебя будить.

– Ничего страшного, я и не спала толком. Я напою тебя чаем.

София шагнула в кухонный отсек. Матильда проводила ее хмурым взглядом.

– Ты заработала горячий шоколад! – сказала ей София, открывая холодильник.

Матильда отодвинула занавеску. Улица была еще пустой, только из одной двери выходил с собакой на поводке человек.

– С радостью завела бы Лабрадора, но при одной мысли о том, что его придется каждое утро выгуливать, меня охватывает такая тоска, что впору садиться на внутривенный «Прозак», – сказала Матильда, отворачиваясь от окна.

– Мы ответственны за того, кого приручили. Это не я придумала, – сказала София.

– Молодец, что уточнила! Какие у вас планы?

– Мы с ним знакомы всего два дня. Напоминаю, его зовут Лукас. Никаких планов.

– Нет, так нельзя, когда люди вдвоем, у них обязательно должны быть планы.